Выжить и вернуться

Соседка ее игнорировала. Очень быстро вокруг нее собрался кружок таких же высокомерных подруг. Девочки готовы были ползать у нее в ногах, чтобы она дала им что-то поносить на вечер. Но она давала не всем, а лишь «заслужившим доверие», которые «умели обращаться с дорогими и красивыми вещами и понимали в них толк». И многие считали несправедливым, что с нею поселили Любку, а не кого-то из них…

Любка расслаблялась, только когда гуляла по городу, изучая улицы и переулки, и до самого вечера проводила время на озере за комбинатом, откуда он был виден, как на ладони. Комбинат оказался большой, огромные серые и пыльные здания и цеха растянулись на несколько километров, дымили трубы, гудели поезда, в которые грузили продукцию.

А однажды Любка поняла, что жизнь ее закончилась, и сейчас ее повезут в тюрьму…

Когда она вошла, в комнате уже собралась толпа. Сбежались и все воспитатели, комендант, вызванный милиционер, который пытался всех успокоить. Все взгляды обратились на нее. Лица были возмущены и озлобленны. Она не сразу поняла, что происходит, смутно подозревая неладное. А через мгновение в ужасе уставилась на свои вещи, которые теперь были вынуты и вывалены из чемодана на кровать. Кровать ее тоже была перевернута. Так стыдно ей еще никогда не было, теперь все видели, в чем она приехала, а кроме того под матрасом она хранила тряпочки, в которые заворачивала вату, используя их, как прокладки. Теперь застиранные с пятнами тряпочки лежали среди вещей на самом виду. Золотую цепочку она заметила не сразу, спустя какое-то время, когда милиционер сунул ей бумагу и ручку.

– Ну, давай, пиши признание, – приказал он.

– Какое признание? – опешила Любка.

– Как и когда взяла цепочку. А ты думала, тебе это сойдет с рук?

– Вы думаете, это я… – Любка задохнулась, понимая, что все в этой комнате против нее, и все они думают так же, как милиционер.

Ей стало плохо, в теле разгорался огонь, она вдруг почувствовала, что снова сводит скулы и выходит дрожь. Любка не могла пошевелиться, застыв неподвижно. Ее охватил ужас, она молча смотрела на всех, на цепочку, собираясь с мыслями, но их не было.

– Она же нищенка, вы проверьте, может, она еще что-то взяла? – предложила ее соседка, даже не покраснев. – Надо ее обыскать.

Ее спокойный и уверенный вид поразил Любку до глубины сознания.

А потом ее вдруг словно кто-то мягко отодвинул, и с губ начали слетать слова, которые она не сразу понимала. Сами собой. За нее говорили волшебники, она в этом уже не сомневалась.

– Правильно, я одеваюсь не так хорошо, как ты, – голос ее прозвучал на удивление твердо и насмешливо, точно так же, как до этого произнесла соседка. – Но за все то время, пока мы жили, я не притронулась ни к одной твоей вещи и не попросила. И, как видишь, свои вещи я держала не в шкафу, а в чемодане. Ты это одна задумала, или вдвоем с Риммой? – Любка повернулась к милиционеру, уставившись ему прямо в глаза. – Вы думаете, я бы стала прятать украденную вещь среди своих вещей? И не смогла бы себе представить, что меня обыщут, когда обнаружится пропажа? Почему бы вам не снять с цепочки отпечатки пальцев? Или с того места, где она лежала. Насколько мне известно, она никогда не снимала ее с шеи.

– Где она у тебя лежала? – обратился милиционер к жертве.

Соседка на мгновение смешалась, покраснела и запнулась.

– Там, – неопределенно кивнула она на свою тумбочку. – Я собиралась в душ.

– Так ты же в душ тоже в цепочке ходишь, я несколько раз это видела… – воскликнули из толпы.

– Я не стала бы подкладывать цепочки, чтобы кого-то переселить в другую комнату, – высказала Любка свое мнение. – Я бы поговорила с воспитателями и объяснила им. Ты еще не стала взрослой, но уже ходишь по головам людей. Ты мелкая, ты гадкая, ты червь, и я горжусь, что я не ты! – последние слова Любка выкрикнула.

Переживания Любки были напрасны. Подозрения с нее быстро сняли. Соседке тоже ничего не сделали, воспитательница лишь мягко пожурила ее – за то, что не обратилась к ней сразу.

Сразу после инцидента Любку переселили в другую комнату. Так она оказалась в двухместной комнате, в которой провела два года. Тихая, окнами выходила на баню, с тополем под окном, немного пустая поначалу. В комнате стоял стол, трехдверный шкаф с зеркалом, две кровати, но Любка неожиданно быстро к ней привыкла, возвращаясь в нее, как в нору, в которой могла остаться одна. В этой комнате Любка еще долго оставалась одна, селиться с нею после того случая желающих было мало, но Любка этому обстоятельству была только рада. Она часто в темноте сидела на окне и думала, думала о своем, вспоминая волшебников, и иногда звала их, или снова пыталась увидеть духов, которые уже не приходили и не показывались – и могла плакать, сколько влезет, теперь ее никто не слышал.

С первой стипендии она купила себе нательное белье, недорогое, но новое, стиральный порошок, мыло и шампунь, поменяла зубной порошок на сладковатую зубную пасту, массажную расческу и осенние кожаные туфли. На этом деньги закончились. Следующая стипендия должна была быть уже в сентябре.