Выжить любой ценой

Она была повсюду. И сразу нигде. Казалось, что я сам стал болью. Бывало становилось настолько невыносимо, что я был готов умереть. Но разве может умереть ничто? Меня разобрали на молекулы. Порвали на атомы. Распылили на глюоны и кварки. Какой большой не была вселенная, но я разлетелся по ней. Став ее частью. Нет, я сам стал вселенной. Вселенной боли и страдания. Мои галактики умирали. Звезды взрывались. Темнота приближалась. Приближалось забвение. Забвение длинною в вечность…

Но даже вечность не может длиться вечно. В какой-то момент в одном из уголков необъятного пространства зародился свет. Он начал плавно расходиться в стороны, заполняя боль. Страдания отступали, сменяясь полным безразличием. Я забыл все. И понял, что должен бороться. Ведь свет, наполняющий меня на самом деле обман. Мне снова стала нужна боль. Я понял, что старый добрый враг нашел меня даже здесь…

Нужно бороться. Нужно дать отпор. Собрать силы и ударить. Я должен выиграть этот бой. Любой ценой…

Это был удар вселенского масштаба. Свет, что казался мне приятным и несущим безразличие не был таковым. Его имя — Программа Уничтожения. Своего я не вспомнил. Но чтобы драться не нужно знать, как тебя зовут. Собрав остатки воли, я представил, что всепоглощающий свет отступает. И он замер. Остановился. Моя воля остановила его. Я нанес ему хлесткую оплеуху.

— Тебе не победить меня…

Слова несли хаос и смерть.

Я бился на грани сил. Но не сдавался. Потому что знал если дам слабину, то окончательно исчезну…

Поражение. Оно было близко. Совсем скоро. Надежды таяли. И на помощь можно было не рассчитывать…

Но помощь пришла…

Кто большой и могущественный вмешался и изменил ход сражения. Программа Уничтожения отступила. Незримая рука помощи выдернула меня из небытия, и собрала заново. Я снова стал личностью. Человеком. Вспомнил как меня зовут. Но не знал кем был спаситель. Но он был гораздо могущественнее противника. Он с легкостью прогнал его. Так прогоняет дворовую шпану матерый волкодав…

Какое-то время я чувствовал присутствие спасителя. А затем понял, что пора возвращаться домой…

* * *

Тело отозвалось болью сразу, как я пришел в сознанье. Да и не могло оно называться телом. Мясо было бетоном, кости арматурой. Я стал куском монолита, по которому тщательно прошлись отбойным молотком. Бетон потрескался и потерял прежнюю крепость, но до конца не разрушился. Хотелось открыть глаза, но это требовало неимоверных усилий. Не рук не ног не чувствовалось. Зато чувствовались легкие. И по ощущениям они превратились в расплавленный метал, который обжигал диафрагму при каждом вздохе. Головы тоже не особо радовала, перетрансформировавшись в кипящий чайник. Хорошо, что на нем не было свистка. Тогда бы я точно сошел с ума…

Время тянулось предательски долго, и оставалось только одно. Ждать…

Постепенно вернулась чувствительность. Ноги были на месте. Руки тоже. Но правая усердно чесалась, и нервировала покалыванием в пальцах. Левое плечо тоже чесалось и назойливо зудело. Но я был жив. И как не странно цел. Вот только определить где нахожусь оказалось не в силах. Последнее, что помнил — схватку с Альфа-Мутантом, хруст своих костей и забвение. Хотя нет. Была еще одна схватка. С Программой Уничтожения. И я проиграл бой, но вмешался кто-то более могущественный и изменил ход событий. А затем я вернулся.

Боль в груди стихла. Кипящий чайник испарился, вернув голову обратно. Медленно, но верно, боль отступала. Тело снова наливалось жизненной силой. Глаза. Хотелось открыть их, но во время боя я ничего не видел, и страх не давал это сделать. Что, если их больше нет? Усилием воли я поднял свинцовые веки. Ничего не изменилось. По-прежнему темнота. Или нет. Где-то позади меня светиться электронное табло. А в паре метрах слышно тихое дыхание. Человек спит…

Пролежав еще с час, я сумел как следует понять обстановку. Маленькая палата. Свет выключен. Тело обвито различными датчиками. Гипса нигде нет. Но это не странно. Устаревшее гипсование мало кто использует. Давно перешли на титан. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара.

— Пить… — прохрипел я.

Человек лежащий в двух метрах на стульях зашевелился. Я не сомневался, что это Наташа. Видеть в темноте она не могла, поэтому сместившись к стене, щелкнула выключателем. Яркий свет болезненно ударил по глазам. Я машинально зажмурился, и издал звук относительно напоминающий матерное слово.

— Слава богу! — воскликнула Наташа, и разревелась. — Наконец-то очнулся…

— Дай попить… — прохрипел я.

— Ты не регенерируешь. — сказала Наташа всхлипывая, и положила мне на губы пропитанную водой тряпку.

— Регенерирую. — ответил я, жадно хватая попадающие в рот капли воды. — Может дашь побольше? Литра два, три.

Наташа извлекла из прикроватной тумбочки литровую бутылку, и приподняв мне голову, поднесла ко рту. Никогда в жизни я не пробовал ничего вкуснее. Организм просил воды. Он ее жаждал. Я жадно глотал воду, пока она не кончилась. В итоге Наташа сбегала куда-то, и принесла еще. Я выпил два с лишним литра и только тогда почувствовал, что жажда начинает отступать.