Выжить любой ценой. Часть вторая

– А где Лёха? – спросил я, трамбуя в рот пельмень за пельменем. – Хочу подробностей.

– Живой твой Лёха, – недовольно ответила Наташа. – Но в «Ковчеге» его нет. Ты не хочешь узнать, как сюда попал?

Я покачал головой и, откусив приличный кусок хлеба, запил его компотом.

– Вообще помнишь что-нибудь? – спросила Наташа. – Узнать, сколько переломов, не хочешь?

– Ключица в хлам, – ответил я, когда удалось прожевать. – Три ребра сломаны. Рука сломана. Лоб разбит. Был. Я регенерирую, и те железяки, что в меня вставили, мешают.

– Как ты это узнал? – удивилась Наташа, но грозной позы не поменяла. Меня это забавляет. С таким же успехом пушистый кролик может пытаться испугать хитрого лиса.

– Чувствую тело как никогда раньше. Это новая мутация, и она мне нравится…

– Что именно в тебе изменилось? – заинтересованно спросила Наташа. Суровость во взгляде сменилась любопытством.

– Категорических изменений нет, – ответил я и, отодвинув опустевшую тарелку из-под пельменей, заменил ее на картофельное пюре с котлетой. – Чувствую инородные предметы в теле. Ощущаю, как срастаются кости. Те вещи, которые раньше происходили сами по себе, теперь поддаются полному контролю. Мне под силу перебросить все силы организма только на регенерацию правой руки. Свободно могу замедлить сердцебиение и не дышать в течение десяти минут. Возможно, больше.

– Тебе нужно долечиться! – воскликнула Наташа.

– Нужно вытащить из меня титан. Мне некомфортно чувствовать инородные предметы, – сказал я. – И еще нужна одежда.

– Сейчас схожу и принесу, – согласилась выполнить просьбу Наташа. – Но вытаскивать пластины пока рано.

Дверь в палату распахнулась, и влетел немолодой доктор. Растрепанный и запыханный, словно после марш-броска.

– Кто разрешал вставать? – скороговоркой выпалил он, злобно уставившись на меня. По морде не скажешь точно, на кого похож. Вроде русский, да и говорит без акцента.

Я пожал плечами и спокойно продолжил кушать. Похоже, что скоро придётся посетить столовую. Нужно восполнять потери веса. На ноги и руки жалко смотреть. Я скинул за время пребывания в коме минимум десятку. Ссохся как египетская мумия.

– Павел Федорович, не ругайтесь, пожалуйста, – ласково попросила Наташа. Я кинул на нее удивленный взгляд. Она погрозила мне маленьким кулачком. – У Игната восстановилась регенерация. Он стремительно идет на поправку.

– Это невозможно! – воскликнул Павел Федорович. – Кости не могут срастаться так быстро. Это противоречит…

– Апокалипсис тоже был невозможен… – буркнул я, закончив с приемом пищи. – Но он случился. Потом мутации зараженных. Древние. Я не удивляюсь ничему. Вопрос не в этом. Когда из меня вытащат железки?

– Они нужны… – начал Павел Федорович. Я резко хлопнул в ладоши. Звук получился достойный, будто в палате разорвалась петарда.

– Железки не нужны, – твердо сказал я. – Они мешают мне. Инородные предметы в теле. Вы не можете представить, каково это. Я пытаюсь восстановить поврежденные кости, но в них завернуты саморезы.

– Вы не должны их чувствовать… – пробормотал Павел Федорович.

– Здесь есть другой врач? – спросил я Наташу. – Казах в коридоре мне больше понравился.

– Постойте, Игнат, – Павел Федорович тяжело вздохнул. – В коридоре вы встретили моего ассистента. Мы можем решить вашу проблему. Если вы настаиваете, то операцию по извлечению титана можно провести в любое время. Завтра вас устроит?

– Можно прямо сейчас, – ответил я.

Операционная практически в шаговой доступности. В этом плюс убежища. Никаких лифтов, длинных переходов из корпуса в корпус, смены каталок и прочей больничной тягомотины. Операционная как операционная. Никакой разницы с теми, что доводилось видеть раньше. Видеть, лежа на операционном столе. Или вообще не видеть, пребывая в бессознательном состоянии. Ситуации были разные и все непохожие друг на друга. Тем не менее, практически одинаковые. Общий наркоз, местная анестезия… память вытащила слово «спинальная анестезия». Веселенькая такая процедура. Практически безболезненная. Тебе загоняют в позвоночник иглу и вводят препарат. Ты находишься в сознании, но при этом ничего не чувствуешь. Ощущения приходят потом. Я называл их «отходняк». После того как тебя разберут на запчасти, а потом сложат обратно, нервные окончания воют как прокаженные. Гамма ощущений обеспечена на сутки и более. Опять-таки все зависит от степени повреждения. Но спасают наркотические обезболивающие.