— Нет. Я, кстати тоже так подумал, но нет. Попросил не раскрывать Аннабель кто он такой. Хочет завоевать ее не как принц, а как обычный человек. Аннабель долгое время не смотрела ни на кого, кроме своего Юсти, а тут он две недели не давал о себе вести, затем бросил свою группу, помчался в Петербург, что бы встретиться с ней, а она как раз осталась в Кейптауне, приводить в порядок квартиру. Он связался с ней, просил, что бы она приехала к нему, раньше бы она все бросила и примчалась, а в этот раз помчалась, но в отель, где остановились морионцы, а оттуда ужинать с Эльрианом. Сегодня же они встретились в полдень, поднимались на Столовую гору, потом обедали, потом еще где-то гуляли — мои люди потеряли их в Ботаническом саду, потом приехали к Аннабель на квартиру, а я там ждал дочь, вот и встретились. И если подвести итог, прибавить купленное кольцо, слова твоего сына о серьезных намерениях, и то, что Аннабель повела Эльриана на прощание «осмотреть свою квартиру», которую они осматривали добрых 40 минут, я думаю, процесс развивается правильно.
Но, Эвальд, прости мне, если я вмешиваюсь не в свое дело, я уже проходил через подобную ситуацию со своим вторым сыном и проиграл. У нас с Эльрианом состоялся короткий, но довольно откровенный разговор, насколько это было возможно, пока дамы готовили и накрывали ужин. Так вот, я уже говорил, что он был со мной довольно откровенен. Эвальд, его выбор стать космопилотом не блажь, не мечты юного романтика, а осознанный, продуманный выбор и причина его в том, что он не видит будущего в рамках общесемейного дела. Он уверен в том, что на Эллане он совершенно лишний, «пятое колесо», по его собственному выражению, и поэтому вынужден искать для себя занятие вне семьи.
У меня почти тоже было с Сержем, вторым сыном. Он увлекался рисованием, а мой первенец Келвин, и оба старших Рудольфа, Норберт и Роджерс подтрунивали над ним, считали витающим в облаках романтиком, я поддерживал это увлечение рисованием, не видя в этом ничего плохого, считая, что он имеет право на собственную судьбу, в результате он заканчивает академию художеств твердым середнячком и хорошо осознает это. Я недавно беседовал с ним, и понял свою ошибку — надо было сразу переговорить с ним по душам, тогда бы я понял, что все его потуги стать выдающимся художником — просто попытка доказать семье, что он что-то из себя представляет и вне ее. Можно было найти применение его увлечению и в рамках семейного дела и сейчас мы бы имели отличного дизайнера, или рекламщика. Так что подумай, что можно придумать для Эльриана, что бы он не чувствовал себя лишним.
Эвальд несколько секунд молчал. Альберт уже пожалел о своей откровенности, но император рассеял его сомнения.
— Спасибо, Альберт. Я подмечал, что в последние два года с Эльрианом не все в порядке, но никак не ожидал, что дело в том, что он считает себя лишним. Да, я не привлекал его к делам по управлению планетой, так, как старших, давал возможность заниматься тем, что мне казалось его увлекает, но не потому, что считал лишним, просто хотел, что бы у него детство и юность были более веселые, чем у братьев, а он, оказывается, воспринимал это совсем по-другому. Спасибо еще раз за откровенность и предупреждение. Мне, я уверен, он бы не признался. Постараюсь исправить, что возможно.
— Тогда давай прощаться. Если будут какие-нибудь новости, я сообщу, надеюсь взаимно.
— Конечно, Альберт, будем держать руку на пульсе, пока все хорошо, смотрим, что будет дальше.
С этими словами два высокопоставленных заговорщика распрощались друг с другом.
Глава 15
Эллана, Эстинова.
Окончив разговор с Альбертом, Эвальд несколько минут сидел неподвижно, смотря на давно погасший экран видеосвязи. Его не покидали мысли о только что услышанном.
Сейчас он корил себя за недальновидность, за то, что не понимал, что творится с его младшим сыном, что его желание облегчить ему жизнь, дать по-возможности нормальное детство, хоть частично смягчив полное пренебрежение родной матери, было воспринято юношей как свою ненужность, как доказательство того, что в семье он «лишний». Да и как мог Эльриан чувствовать себя иначе, если, особенно последние два года, постоянно слышал от матери о своей никчемности, ненужности, бездарности, а от старших братьев — прозвище «Малыш» и постоянное подтрунивание над его увлечением пением, разговоры, пусть в шутку, что они могли бы петь и получше, если бы у них было время на такие глупости. Наверное, поэтому он и полез петь большую оперную партию в неполные 18 лет, чуть не потерял голос навсегда, а когда голос восстановился, попробовал поднять вопрос о профессиональном обучении в консерватории, и лишь получив категорический отказ, заговорил о Морионской академии. И что теперь делать? Как дать понять мальчишке, что он нужен на своей планете? Еще эти рекомендации психолога девятилетней давности. Да, они помогли решить одну проблему, но создали другую…