Я потянулся и провел рукой по предплечью Рейн. Осторожно, стараясь не разбудить ее, я легонько потянул ее кожу. Как правило, эластичная кожа вернулась бы сразу на место, но ее больше так не могла. Она оставалась в вертикальном положении морщинистой складкой в течение нескольких секунд, прежде чем снова разгладиться. Я также заметил, что ее сердцебиение было немного учащенным.
— Бастиан?
— Да?
— Время для большого количества воды?
Я вздохнул и попытался удержаться от того, чтобы вцепиться ей в глотку. Она задавала этот вопрос час назад, но и тогда не было никакой воды.
— Я должен сперва найти немного, детка.
— Здесь ее нет? — спросила она через мгновение.
— Нет, Рейн, — ответил я. Я передвинулся немного назад, пока не нашел хорошую позицию, чтобы лечь на спину рядом с ней. — Закончилась.
— Ты не собираешься снова поискать рыбу?
— Только что, — произнес я, — Никаких признаков. А теперь прекрати разговаривать и отдыхай.
— Ты поговоришь со мной?
— Что ты хочешь от меня услышать? — спросил я. Я знал, каким будет ее ответ. Она всегда говорила одно и то же.
— Расскажи мне что-нибудь о себе.
— Ты не устала слушать о моей херовой жизни?
— Нет, — сказала Рейн. Ее голос дрогнул, и я мог сказать, что она прилагает слишком много усилий, чтобы говорить. — Я хочу... понять тебя.
— Ты будешь молчать, а я говорить, хорошо?
— Угу.
Я пытался придумать, чтобы ей такого рассказать, чего еще не говорил. Я надеялся, что если буду молчать достаточно долго, Рейн снова уснет.
— Расскажи мне о Джиллиан, — произнесла Рейн.
— Нет, — рявкнул я. — Я говорил тебе, чтобы ты не произносила этого имени.
— Я рассказала тебе об Эндрю.
— Бл*дь, меня это не волнует, — рявкнул я снова. — Не произноси ее имени.
— Что ж, о чем ты мне расскажешь? — рыкнула она в ответ, ее голос внезапно стал более устойчивым. Я предположил, что это хороший знак. Она была раздосадована, это означало, что ее ум был более ясным, чем некоторое время назад. Я также знал, что это лишь счастливая случайность, и если я не найду для нее воды, это не продлится долго.
— Может, расскажешь, почему ты стал так много пить?
— Это помогало мне уснуть.
— У тебя не получалось уснуть?
Я вздохнул и постарался расслабить мышцы плеч и рук. Я откинулся на локти и покосился на нее.
— Ты не можешь просто спросить у меня что-то полегче? — спросил я. — Например, какое мое любимое блюдо или что-то в этом роде?
— Ладно, какое твое любимое блюдо?
— Пицца.
— Окей, мое — шоколадный торт, — сказала Рейн, немного улыбнувшись и посмотрев на меня. — Теперь, почему тебе нужно пить, чтобы уснуть?
Я зарычал и покачал головой. Она не собиралась сдаваться. Упрямая сука. По крайней мере на этот раз я не назвал ее так вслух.
— У меня кошмары, — признался я.
— Я знаю, — сказала Рейн. Я резко посмотрел на нее, и она немного подняла плечи и снова опустила их. — Я могла бы рассказать.
Это не должно было стать шоком, но я предполагаю, что никогда не задумывался о том, как это может выглядеть для кого-то другого. В течение очень долгого времени рядом со мной не было никого, когда я спал. Я задавался вопросом, что я сделал или, может быть, даже сказал. Я решил, что, возможно, не хочу этого знать.
— О чем они? — спросила она. Ее голос был мягким и каким-то теплым. Когда я посмотрел на нее, ее глаза выражали только беспокойство, может быть, любопытство и глубокую нужду понимания, но не жалость. Если бы я увидел жалость... ну, я не знаю, что бы сделал.
— О многом, — тихо ответил я. — Иногда я вижу драки, иногда то, что я видел в приемных семьях или в детском доме, иногда снится, как я оказываюсь в тюрьме. Из-за того что я находился взаперти все время, у меня развилась клаустрофобия.
— Ты был в тюрьме?
— На самом деле, в колонии для несовершеннолетних правонарушителей, — поправил я. — Но это в принципе тюрьма. Все те же правила, только немного больше свободного времени, и твое дело убирают из системы, когда тебе исполнится двадцать один.
— Что ты сделал?
— Я избил одного из воспитателей в приюте.
— Почему ты это сделал?
— Тот придурок заслужил это, — услышал я собственное рычание. — Если бы они меня не оттащили от него, я бы разбил его голову и проломил череп.
Я не мог говорить об этом. Не мог. Я зажмурился, но картинки снова возникали в голове.