Время тянулось бесконечно долго, но хотя бы на водительском сидении не было так жарко, как в салоне вместе с остальными нелюдями. Они двигались по известному маршруту, объезжая оазис за оазисом, пробираясь на восток. Дело Махмета раньше было только следить за исправностью машины, а теперь ещё и рулить он должен? Он сжимал зубы и крутил баранку.
Как же низко он пал. От разработки авиационных систем до армейских тупых тягот…
В обед он ел молча. К ним подсел побитый Слава и заливал что-то про свою ненависть к Гридию и остальным, как ему пришлось ошиваться вокруг крепости, и самое тяжёлое время — время обеденного зноя. Он думал, что умрёт.
Махмет смотрел на красную, спаленную, покрытую волдырями кожу Гвина и задумался, зачем посылать чистить солнечные панели днём в самый солнцепёк, когда это всё можно спокойно сделать ночью.
— Гвин, почему панели нужно днём чистить? — задал он вопрос вслух.
— Чтобы крепость работала, — пожал плечами Гвин.
— Нет, почему именно днём?
— Так это же солнечные хреновины, как они ночью работать будут? — ответил вопросом на вопрос Гвин и Махмет только вздохнул.
Объяснять им что-то — что собаку говорить учить.
Днём ему очень хотелось спать, но он силился и пытался работать. Ему нужно было перебрать правый амортизатор джипа, потому что тот подтекал, расходуя и без того ценное масло, а потом он хотел всё же найти Сеамни. Та как раз должна была ошиваться где-то поблизости и то ли чистить туалеты, то ли убираться в душевой.
Он представил, как находит её в душевой, как запирается с ней…
Нет, нельзя. Гридий узнает и Махмет быстро будет объявлен одержимым. Вот бы его пустили на ритуал. Артиун рассказывал, как он дважды кончил в Вифалию, а сейчас кроме Сеамни никого нет. Вифалия была хороша, но с этой остроухой нелюдью не сравнится. Хоть что-то приятное в этом месте было бы. Но нет, его заслуги никто не ценит, а страдают откровенной ерундой.
Вечером до сна оставалось ещё несколько часов, а амортизатор нужно было ещё на место поставить. Махмет матерился, вытирая руки об майку. В итоге прозвенел сигнал на ужин, а Махмет так и не успел поставить этот тупой амортизатор обратно.
Кинуть работу, значит вероятность получить по шапке. Не кинуть — остаться голодным до утра. Он метался, пытался быстрее закончить, в итоге прищемил себе палец, что-то пробурчал и всё же кинул всё.
В столовой он увидел Сеамни. Её побитое лицо было самым красивым, что он здесь видел. Рядом с ней сидел Кирилл и чернокожий громила, Ганс и старик из охраны, которого Махмет до сих пор не знал. Подойти? Попроситься к ним?
«Да кто я такой, чтоб даже стоять рядом с ней?» — вдруг подумалось ему.
Он уселся за столик вместе с привычными ГМарром, Сисей, Гвином и Славой. На этот раз к ним подсел ещё и Сандерс. Все замордованные к концу дня. Махмет в тишине, под звон столовых приборов, доел свой паёк, оставив лишь кусочек курицы. Сися, правда, говорил, что они едят демонов, но в это Махмету слабо верилось. Он взял кусочек и пошёл к столу Сеамни.
Она тихо припиралась с Гансом и не обратила на механика никакого внимания.
— Кирилл, — бросил Махмет.
Кудрявый ребёнок с уставшим видом поднял на него глаза.
— Да, дядя Махмет?
— Это тебе, — он протянул свой кусочек курицы и Кирилл тут же запихнул его в рот.
Голодный ребёнок. Хоть его пожалели бы.
— Спасибо, дядя Махмет.
Кирилл широко развёл руки и обнял механика. На душе у него сразу стало чуточку теплее. Сеамни подняла взгляд, и в нём Махмет не увидел суровости, хотя и тепла тоже не увидел.
Наконец-то, она на него хотя бы посмотрела!
Почти до самого захода солнца Махмет с Хапуном ставили назад злосчастный амортизатор, ругаясь уже вдвоём.
— Нахера ты его вообще доставал? — жаловался Хапун.
— Да нужно было перебрать, суку такую. Течёт потому, как школьница на Михасо.
— На чего?
— Смазливый мальчуган такой, тоненьким голосочком песни поёт и его, блять, все бабы любят почему-то, — фыркнул Махмет.
В ангаре вскоре стало темно. Свет не включали. Вся накопленная за день энергия шла на поддержание работоспособности компьютера в кабинете Гридия, потому ангар оставался всегда в полумраке. Сейчас же свет давала лишь коптящая керосиновая лампа, висящая на стене.
В дальнем углу, около небольшой двери, подальше от машин и бронетехники стояло несколько коек. Спали здесь обычно двое: Махмет и Хапун. Коек было больше и Ворон всё порывался устроить лазарет, но почему-то всё никак. Наверное, как всегда в армии, много безумия, никак не подчинявшегося здравому смыслу, которое мешало лечить больных.
Лёг Махмет поздно, укрывшись старым вонючим одеялом. Долго ворочался, не мог уснуть. Вскоре захрапел Хапун и стало совсем тяжело. Сон не шёл, мысли крутились где-то вокруг того дебилизма, который был сейчас. Всё не так, всё плохо, а о них, о тех, кто содержал эту крепость, никто и не думает. Гридий вообще ни о чём не думает. Тут даже не в армии, тут словно в тюрьме.
Махмет потрогал вживлённую в шею взрывчатку.