Выжить в лесу Междумирья

– Молчать! – зарычал волк. – Хорошо, теперь ты, ефрейтор, говори, но не забывай, что у меня длинные, острые зубы, которые уже нетерпеливо щелкают.

После довольно продолжительного молчания волк сказал:

– У меня это… старые, тупые зубы, которые только щелкать умеют.

– Вова, если бы у нас были ручные пушки, то мы бы давно пристрелили преступника и его укрывательниц.

– Не уверен, русалки на редкость хитрые, проворные бестии. Вы их в деле не видели. Я один раз имел такую возможность… – волк поежился, – даже сейчас мороз по коже!

– А я уверен…

– Брус, мне сильно не нравится, как ты на меня смотришь!

– Вова, давай будем мыслить логически: мы тебя не знали – пушки у нас были, мы с тобой познакомились – они исчезли.

– …балбесы! – Волк сказал это слово после нескольких других, которые Служителям Справедливости были непонятны.

– Мы с Брусом не учили иностранных языков, – признался Пэр с присущей ему непосредственностью.

– У тех, кто в нашем лесу не по своей воле появляется, оружия нет. Можете, конечно, подобрать увесистые дубинки, но, как вы понимаете, таскать их буду не я.

– Вова, почему ты не хочешь носить наши дубинки?

– Пэр, я не смогу тебе это объяснить понятными словами, да и ни к чему нам оружие. На суше мы легко справимся с русалками и недотепой, а во много воды… тьфу, в озере дубинки бесполезны. Кстати, я вот подумал: вероятно, того мужика с круглыми глазами, которого Настя пытается накормить, я зря называю недотепой. Вы же к нему вдвоем пришли, и с пушками, но ему как-то удалось вас сюда отправить.

– Действительно! – воскликнул Брус. – Преступнику должна быть известна дорога из города! Я приведу в наручниках одного из самых опасных мятежников, и мне сразу дадут еще две лычки или, кто знает, не исключено, что даже…

– А мне? – спросил Пэр.

– Тебе-то за что?

– Как? Нет, давай разберемся!

– Не по делу спорите, – проворчал волк. – Никто не помнит свои последние мгновенья в другом мире и дорогу в лес. Я тоже не помню… С братьями и друзьями я осторожно забрался в овчарню, но дальше по-тихому не получилось – блеяние началось, дворняга с поджатым хвостом все-таки вылезла из конуры и затявкала. Вдруг дверь распахнулась, и с вилами в руках к нам залетел растрепанный крестьянин, у которого один глаз был слипшимся, но другой уже открылся и смотрел с бешеной яростью. Потом еще два пацана прибежали, и старик приковылял – особенно мне запомнилась берданка в его трясущихся руках. Думаю, если бы они не так сильно тряслись, то был бы я уже где-то навсегда пристроенный. Вместо того чтобы… – Волк вздохнул и грустно посмотрел на Служителей Справедливости.

– Роберт, – Цветочек улыбнулась, – мне приятно смотреть, как ты облизываешь Настину ладошку, в которую, однако, уже давненько ничего не падает. Настя не решается тебе сказать, что обед закончился, но, к сожалению, это так. Мог бы ты теперь отвернуться?

– Наверное, могу, но почему человек у вас должен отворачиваться, когда все съел?

Роберту не ответили. Поднявшись, Настя положила руки ему на плечи. Под ее мягким давлением он покорно развернулся на пятой точке и напряженно рассматривал открывшуюся перед ним панораму.

Несомненно, его повернули, чтобы что-то показать, но что именно? Все живые существа, которых он увидел, были до невозможности диковинными, впрочем, как и неживые или предположительно неживые части картины. Маленькие, симпатичные игрушки на батарейках перелетали с одного дерева на другое, исполняя эти… суперхиты на иностранных языках. Причем без рекламных пауз.

«Значит, я еще как-то включил фантастически дорогую музыкальную программу с антирекламным фильтром. Ну и пусть, все равно у нас с дочкой больше ничего нет!.. Доченька моя, Инга, где ты?»

Настя, стоявшая за спиной Роберта, тонкими пальчиками вытирала ему слезы. Он взял ее руки в свои и долго не отпускал. Девочка заметно напряглась, но не вырывалась и после некоторого раздумья поцеловала его в макушку.

Потом оглянулась на старшую подругу, но та пожала плечами, потому что ей было некогда: Цветочек расчесывала свои крупные, роскошные кудри – разумеется, по всем правилам искусства обольщения смертных. Она глубоко вздыхала, потягивалась, вставала на колени, отбрасывала голову назад…

Брус и Пэр поначалу наблюдали за ней равнодушно – по-видимому, она не соответствовала их представлениям о женской красоте. Однако представления, убеждения имеют свойство изменяться с течением времени, поэтому через две или три минуты у Служителей Справедливости шеи начали вытягиваться вперед.

Волк тихо заурчал, но на него не обратили внимания: уже было понятно, что он любит поворчать, и не обязательно каждый раз прислушиваться к его урчанию. Тем более что события на острове становились все более захватывающими.

Цветочек вдруг решила искупаться. Зачем же она так долго и старательно расчесывалась? Самый примитивный мозг во включенном состоянии начал бы кричать, что русалка ведет себя чрезвычайно подозрительно, однако Брус и Пэр мелкими шажками семенили к острову и были уже по колено в воде, хотя волк теперь рычал изо всех сил.