Выжить в Сталинграде

Итак, мы снова отправились на позиции, выяснять, что могут сделать для раненых врачи. В окопах лежат коричневые бугорки — тела убитых русских солдат. Над краем окопа — угловатый и мрачный — нависает остов подбитого вражеского танка. Мимо свистит шальная пуля. Стоит невообразимая тишина.

Находим капитана Хайдера. Над командным пунктом свисает гусеница застывшего русского танка.

«Он въехал буквально нам на голову — на накат командного пункта; мы заползли под стол, ожидая, что вот-вот к нам покатятся ручные гранаты. Танк проехал еще несколько метров и остановился. В это время наши снова стали стрелять. Танк соскользнул назад и остановился; он был подбит. Мы вздохнули с облегчением». Вот как врач батальона описал нам день, когда ситуация стала по-настоящему «тяжелой». Я хорошо помню этого врача — молодого венца с вечно широкой улыбкой. Позже он умер в лагере для военнопленных.

Наступило утро, и тишину разорвал гром «сталинских органов», гаубиц и пулеметов. Наша оборона дрогнула. С высот вокруг колхоза, где был отрезан генерал, и с обоих берегов реки на наши окопы обрушился шквал пулеметного огня. «Это был бег за жизнью», — сказал один из вырвавшихся из этого ада солдат.

Позиции, на которых находился мой блиндаж, представляли собой западное ответвление полковой траншеи. Когда траншея заполнилась ранеными, они, наверное, даже не предполагали, что найдут здесь врача. Танк, прорвавшийся с юга, провалился в блиндаж; щепки, осколки стекла и холод лишили нас последних остатков иллюзии собственной безопасности. Раненые лежали на снегу, ожидая помощи. Мы наложили несколько повязок, когда приехали на санитарных машинах водители — Грош и Беллович. Кузова были прострелены насквозь во многих местах, но шасси и двигатели уцелели. Беллович, серьезный и немногословный, как всегда, спросил: «Куда?» — «В Гумрак». И они без лишних слов поехали. Беллович не был генеральским сыном и родился не в райских кущах Вахау. Он — потомственный венский рабочий, ненавидел войну, а в 1934 году лежал за пулеметом на баррикадах шуцбунда. Он спас сотни раненых солдат, провозил их на перевязочные пункты под огнем и сквозь позиции противника. Беллович без колебаний направил автомат на немецкого офицера, который хотел было запретить ему ехать за ранеными. Не растерялся он и когда один начальник госпиталя начал орать: «Почему раненых не привезли раньше?» Беллович невозмутимо ответил: «Осмелюсь доложить, раньше они еще не были ранеными». В тридцати шагах от русских позиций, под ружейно- пулеметным огнем, Беллович — с двумя пробитыми шинами — сумел развернуться и вывезти в тыл солдат с ранениями в голову и в живот. После этого он, Грога и Штробах отправились в Сталинград, за последними назначениями. С тех пор я их не видел и, наверное, уже никогда не увижу, но и никогда не забуду.

Санитарные машины уехали, а я остался стоять и мерзнуть у блиндажа, в котором когда-то мечтал о скорой победе. Подлетел вестовой: «Вас срочно вызывает майор X.». Майор находился в нескольких сотнях метров от нас, но я у него никогда не был, он всегда приходил к нам сам. Осколок снаряда разбил окно и ранил в колено светловолосую русскую девушку, сидевшую на походной кровати. Штанина была разорвана в клочья, оголенная коленная чашечка блестела, из раны торчала бедренная кость. Я наложил шину и перевязал рану, не поинтересовавшись, как попала туда эта женщина.

Мы — каждый раз по приказу — свертывали медицинские пункты, начиная с самых дальних в восточном направлении, и переводили их ближе к нам. Однажды командир сказал мне: «Возьмите санитарный автобус и эвакуируйте перевязочный пункт второй роты. Езжайте по западной дороге; через узкие переходы вы не проедете. Но постарайтесь вернуться до рассвета; русские в километре-двух от дороги. Она простреливается».

Автобус нам обещали в полночь, но прибыл он, когда уже светало. Водитель оказался большим упрямцем, но дело свое знал хорошо. Мне надо было взять даже тех раненых, которые находились в стороне от дороги. Мы поехали в направлении позиций противника. Потом дорога поворачивала налево. Мне было знакомо это место; там лежал замерзший труп лошади. Солдаты ели конину, отпиливая замороженные куски. В предрассветных сумерках было почти невозможно отличить снег от тумана. Вскоре мы потеряли дорогу, и автобус застрял в снегу. Стало совсем светло. Было ясно, что еще немного — и вокруг большого черного автобуса с ранеными начнут рваться снаряды. Нам удалось вытащить автобус из снега. Мы повернули назад. Но верную ли дорогу мы выбрали? Потом, в тумане, мы заметили стоявший «фольксваген». Я подошел к машине, увидел там своего командира и доложил: «Ваш приказ не выполнен, так как уже рассвело». Он сказал: «Я тоже заблудился в тумане. Машина здесь не пройдет. Возьмите меня на буксир». В следующем блиндаже мы обнаружили лейтенанта Э. Командир сказал ему: «Приказываю собрать и доставить раненых». Лейтенант сел в санитарный автомобиль и уехал. Больше мы его не видели.