Выживает сильнейший

Она подошла к прилавку с желтой прессой, собираясь скупить ее всю. Газет подобного рода было предостаточно: «Еженедельные сенсации», «Фантастический сплетник», «Инсайдер». Раньше Фиби не обращала на них внимания и удивлялась, как кто-то может взахлеб читать истории о встречах с уцелевшим Элвисом Пресли, о стокилограммовых младенцах, котах-вампирах и, конечно же, космических пришельцах. А еще больше она ненавидела подглядывания в замочную скважину. Ей совсем не хотелось знать, кто с кем спит, кто сделал подтяжку кожи или еще какую-то косметическую операцию, кого застукали в постели с собственной матерью или дочерью, бывшим любовником или менеджером.

Стараясь сохранять инкогнито, Фиби купила все газеты, пестревшие дурацкими заголовками и нелепыми фотографиями. Их оказалось полдюжины. Потом зашла в уютное кафе, стилизованное под XIX век, заказала чашку кофе со сливками и погрузилась в чтение.

Билл Конасон оказался прав: солидные газеты полностью игнорировали слухи об НЛО, но желтая пресса была буквально наводнена ими. Там даже попадались сфабрикованные фотографии. Одна из них была сделана на площади Аламо, находившейся неподалеку от дома сестер Холлиуэл. Серый пришелец, которого Фиби видела в кино, стоял между мэром и ше-фом полиции. Снимок был взят из недавнего номера «Бэй Миррор». Только в оригинале между ними стоял не пришелец, а сенатор.

Статьи были столь же абсурдными, как и эта фотография. Люди утверждали, будто видели огни, летящие в небе. Некоторые из них двигались пугающе низко. Кое-кто исчез, потом вернулся целым и невредимым. Все это напоминало массовый, но безобидный психоз.

За исключением историй об НЛО, желтые газеты не имели между собой почти ничего общего. Одни специализировались на сплетнях о бомонде, другие — на шпильках по адресу местных властей, третьи — на рассказах о сверхъестественном. Последние Фиби просматривала с особым интересом, дабы убедиться, что ни одно из похождений Зачарованных не было замечено. Она обратила внимание на то, что многие рекламодатели совались со своей продукцией повсюду — одни и те же объявления пестрели среди похоронных репортажей, интервью с религиозными деятелями или проповедниками фитнеса, рассказывавшими о предстоящем марафоне.

Пролистав последнюю газету, Фиби ни на шаг не приблизилась к разгадке. Стало ясно, что нужно встретиться с женщиной, приславшей ей письмо. Но для этого необходимо предварительно собрать как можно больше информации, понять, типичен ли этот случай. Город как будто охватила энлэошная лихорадка. Но если бы не желтая пресса, то жизнь Сан-Франциско казалась бы Фиби совершенно обычной.

Хорошо бы, если Пейдж откопает что-нибудь стоящее...

* * *

— Пейдж Меттьюс? Конечно, я вас помню.

На самом деле он ее явно не помнил. Пейдж отыскала своего старого профессора из Калифорнийского университета в Беркли. Он жил в небольшом доме, построенном из темно-коричневого дерева. Профессор, открывший дверь, был в фартуке и с веником в руке. Пришлось трижды объяснять ему, кто она такая, прежде чем он что-то вспомнил, хотя его лицо по-прежнему оставалось недовольным. Оно и понятно — Пейдж была далеко не первой в учебе и вряд ли чем то выделялась среди сотен, а может, и тысяч студентов, с которыми профессор сталкивался постоянно.

— Мне бы хотелось задать вам пару вопросов, доктор Хейвуд, — сказала Пейдж как можно вежливее.

Он улыбнулся, но так и не выпустил из рук веника. Ей показалось, будто профессор собирается вымести ее за дверь. Пейдж помнила лишь обрывки его теорий о «летающей тарелке». Вообще-то Хейвуд преподавал философию, но попутно рассказывал об уфологии, несмотря на строгие предупреждения администрации.

— Конечно-конечно, — ответил он, широко улыбнувшись. Профессор был уже немолод, когда Пейдж училась у него, а теперь казался совсем пожилым. Его лицо прорезали морщины, под глазами появились мешки, а щеки отвисли, словно у бассета. Глаза, спрятанные за массивными стеклами очков, глядели будто бы из самой глубины черепа. Волосы седые и редкие. Разговаривая с Пейдж, он ежеминутно приглаживал их руками. Хейвуд был одет в серый свитер, синюю рубашку, бесформенные серые штаны и черные ботинки. — Пожалуйста, проходите.

При взгляде на него нахлынули воспоминания о годах учебы. Занятия проходили в одной из самых больших аудиторий. Пейдж постоянно опаздывала и появлялась, когда все давно уже сидели на своих местах. А иногда и вовсе не добиралась до аудитории, оставаясь послушать, как какой-нибудь парень играл на гитаре.

Профессора Хейвуда все слушали с удовольствием. Он обходился без всяких записей и мог говорить без остановки целый час.

Его лекции касались самых разных вещей. Он был настоящим фанатом Спинозы и Мартина Хайдеггера. Но Пейдж особенно запомнилась одна лекция, когда профессор завел речь о различиях между подлинной и ощущаемой реальностью, а потом как-то переключился на пришельцев.