Выживания не гарантирую

«Сейчас,» – жестом ответила Рута, стремительно выскользнула в холл и тут же вернулась, неся знакомые две чашки. – «Это тебя».

Он приложил одну чашку к уху – зашумело море, – а вторую поднес к губам.

– Штурмфогель?… – спросил кто-то далеко-далеко. – Штурмфогель?!!

В голосе была самая неистовая надежда.

– Да…

– Это Хельга! Хельга! Забери меня отсюда, пожа-алуйста. Мне так холо… лодно…

Прага, 4 марта 1945. 11 часов

Барон просто не мог усидеть на одном месте. Он метался по залу, ронял стулья и шандалы, опрокинул вазон с бесценным кривым деревцем, зацепившись за ветку обшлагом…

– Не понимаю! – кричал он. – Сокол, я не понимаю! Как они могут быть такими тупыми? Или без должной тупости просто не подняться, не стать Властителем? Объясните хоть вы мне, что ли… Или им просто ничего не надо? Или они хотят пощекотать себе нервы – кто из них самый храбрый и безжалостный? Так, что ли? Проклятые чертовы мерзавцы. Это я и про вашего шефа говорю, Сокол! Что ж вы молчите?

– Давайте выпьем, барон. У нас нет другого выхода.

– Да, запереться здесь и пить, пока все вокруг не исчезнет… Вы знаете, Сокол, как это будет? Если не закрывать шторы, мы все увидим. Сначала побледнеет небо. Станет белесым, потом просто белым. Начнут исчезать цвета. Почти незаметно. Вон, видите – вывеска портного? Ножницы и платье. Сейчас оно красное, а станет бурым. Сольется с фоном. За полчаса или за час. А потом все начнет медленно осыпаться. И мы поймем, что мир был сделан из песка…

– Еще не все потеряно.

– Вы говорите о личной встрече? Они не поймут друг друга. Разные слои сознания. Вот мы с вами – каждый может понять другого. Они не смогут. Произнося одни и те же слова, они будут понимать их по-разному. Они никогда не договорятся. Был шанс – через посредников. Через нас с вами…

Барон вдруг замолчал и стал смотреть куда-то мимо собеседника – как будто там открылся глубокий туннель со светлым пятном в конце.

– Слушайте, Сокол, – сказал он наконец. – Давайте составим заговор. Мы с вами – против них всех. Давайте спасем мир, а?

– Вдвоем?

– Да. Я бы попробовал один, но я уже несколько стар для таких эскапад…

Он подбежал к столу, налил полный фужер коньяка и опрокинул в себя.

– Они не хотят выдавать Гитлера, и я знаю, почему. Но мы с вами можем его украсть. Вывезти, связанного по рукам и ногам…

– Барон… – укоризненно сказал Сокол.

– Вы ничего не понимаете, молодой человек! Вы живете в том же мире грез, что и все остальные. Так. Я вам сейчас кое-что расскажу, а потом вы будете говорить это свое: «Баро-он…»

Он перевел дыхание.

– Значит, так. Двадцатого июля прошлого года на Гитлера было совершено покушение. Это вы знаете. Но весь мир почему-то уверен, что Гитлер остался невредим, хотя там все было шито белыми нитками… маленький доктор – он гений. Ему верят друзья и враги, верят всему, что бы он ни болтал. Через полчаса после взрыва Гитлер разговаривает по телефону с Ремером и приказывает ему подавить путч. Не смешите меня! Вам хотя бы стреляли над ухом? Какой после этого телефон… Гитлер остался жив, Сокол, но он до сих пор в коме. На людях появляется Руди Клепке, его двойник. Причем это именно он организовал покушение, он! Вот в чем еще смех-то! У него был бурный роман с Евой, а когда фюрер начал что-то подозревать, Клепке нашел недовольных тем, что Гитлер отступил от идеалов тридцать третьего года… Теперь настоящий Гитлер внизу – лежит в бункере, а наверху – творит черт знает что, люди боятся заходить в Замок; а Клепке и Ева, как два голубка… я им даже завидую, честное слово. Так! вот: я знаю, как втайне от всех проникнуть в тот нижний бункер.

– И что это нам дает?

– Мы забираем тело…

– Барон! Но как я-то туда попаду? Внизу?

– А вам никогда не приходилось пользоваться чужими телами?

Сокол наклонил голову и внимательно посмотрел на барона круглым глазом.

– Продолжайте…

– Причем это будет такое тело!.. Ха-ха. И всё, Сокол! Мы вывозим Гитлера, отдаем его вашему шефу – пусть делает с ним, что хочет. И ждем. Замок рухнет сам по себе через несколько месяцев…

– Как мы сможем вывезти тело из Берлина?

– Оно не в Берлине. Я организую самолет. Это не проблема. А вы похлопочите там у себя, чтобы нас не сбили над линией фронта…

– Постараюсь. Когда начнем?

– Ну… проведем эту поганую встречу… дней через десять приступим, я думаю. Но, Сокол! Вы же понимаете, что появление в нашем проекте кого угодно третьего – будет страшной катастрофой?

– Естественно…

Берлин, Цирк, 4 марта 1945. 13 часов

Падала сверху и разбивалась с барабанным звуком о мокрые камни вода – частыми огромными твердыми каплями…

Не здесь. Не здесь. И не здесь.

Луч фонаря дробился в воздухе и возвращался неуверенными бликами.

Рута поймала его за руку, сжала: «Смотри!»

Штурмфогель посветил фонарем. В углу, сжавшись в комок, сидел громадный богомол. Сверкнули мрачными изумрудами глаза, Штурмфогель попятился, доставая оружие…

– Это я-аа… – просвистел богомол. – Я-аа, Хельга-а…

– Боже, – сказал Штурмфогель.

Рута ахнула – почти как человек.