Выживший

Если бы старик был жив, то за такую вещь он взгрел бы Баса так, что на нём не осталось бы живого места. Не со злости, — нет, никогда, — а потому, что человеку даётся только одна жизнь, а некоторые ошибки, раз совершив, уже не исправить.

Улицы ещё тряслись от рёва и прохождения орочьей колонны, а Бас уже поднялся на ноги. Он снова подавил чувство голода и последовал за рабскими грузовиками к центру городка. Там он будет изподтишка вести наблюдение и разрабатывать планы.

7

Когда дед повёз их со станции Арко, то быстро стало ясно, что Бас не будет жить в гигантском городе-улье на севере, как он себе навоображал. Дорога, по которой они ехали, убегала на юг, и массивные параллелепипеды вокзальных зданий вскоре исчезли позади, скрытые пылью, знойным маревом и расстоянием. Земли по обе стороны широкого пустого шоссе были равнинными и по большей части сухими. На них обитали лишь неприхотливые травы и кусты, да щипавший их рослый скот странного вида. Бас был слишком напуган, чтобы спросить деда, куда они направляются, да и вообще задать ему какой-нибудь вопрос. От старика пахло потом, землёй и крепким алкоголем, и он вёл свой дряхлый автомобиль, сцепив зубы и не удостаивая своего перепуганного юного подопечного ни взглядом, ни словом.

Проведя два или три часа в горячем и душном салоне машины, Бас увидел, как из зыбкой линии горизонта начинает возникать городок. Когда старик подъехал ближе, Басом овладела гнетущая уверенность, что это и есть его новый дом. Здания северной окраины поселения были кособокими, сляпанными из разномастных материалов строениями с ржавеющими гофрированными стенами. Это были первые трущобы, которые Бас видел в своей жизни. Дальше за ними застройка делалась выше и плотнее, хотя и не становилась как-то особо приятнее на вид. Над всем висела жирная пелена. Вздымающиеся ввысь трубы изрыгали в небо густой грязный дым. Пока машина углублялась в город, Бас глазел через окна на людей на улицах, смурных и недружелюбных. Подавляющее большинство строений было дешёвыми доходными домами. Чернильно-чёрные проулки между ними извергали из себя лавины мусора, высыпающиеся на главные магистрали.

"Кому захочется так жить? — спросил себя Бас. — Кому захочется тут остаться?"

Второй раз за этот день он ощутил отчаянное желание развернуться кругом и бежать куда угодно, лишь бы не быть здесь. Но ему просто-напросто некуда было идти. Он был семилетним мальчонкой, у которого не было никого во всём Империуме, не считая человека рядом с ним, с которым его связывало лишь кровное родство и ничего более.

— Приветствую в Трёхречье, — буркнул дед.

Никакой приветливости Бас тут совершенно не ощущал.

По иронии судьбы, Трёхречье могло похвастаться лишь одной рекой. Две другие высохли в результате строительства ГЭС, затеянного Муниторумом где-то в двух сотнях километров к западу, и некогда процветавший городок потерпел экономический крах. Сельское хозяйство, за счёт которого он существовал, лезло из шкуры вон, просто чтобы уцелеть. Работные дома начали наполняться детьми, чьи родители уже не могли их содержать. Многие обратились к алкоголю, другие подались в криминал. На улицах стало небезопасно, и не только по ночам.

В этой обстановке такой человек, как дед Баса — бывший Имперский Гвардеец, закалённый и отшлифованный десятилетиями войны, смог найти работу там, где это не удавалось остальным, даже невзирая на свой возраст. Как Бас узнает позже из обрывков разговоров шушукающихся на улицах людей, старик время от времени занимался посреднической работой, решая насилием проблемы всех тех, кто имел желание заплатить надлежащую цену. Также он получал деньги в местном кабаке за то, чтобы держать баламутов по ту сторону дверей, хотя, если верить слухам, он сам порождал как минимум столько же проблем, сколько решал. Но в ту первую ночь Бас ни о чём этом не ведал. Он знал лишь то, что его прежняя жизнь закончилась и что его забросило в беспросветный мрак, в сущий ад. Тогда он и помыслить не мог, насколько плохо дела пойдут дальше.

Старик обитал в мрачном подвале под чёрным доходным домом, все окна которого были защищены проволочной сеткой. Ступени, которые вели вниз к его входу, были скользкими от мочи и помоев. Всю первую неделю, если не дольше, Баса мутило от вони. Внутри было получше, но ненамного. Единственная газоразрядная сфера как могла озаряла комнату, отродясь не знавшую естественного освещения.

Басу было показано место, где он будет спать: старый матрас, затолканный в угол возле обогревателя, который так и не будет включён ни разу за все те три года, что он здесь проживёт. Ему была показана крохотная кухонька и сказано, что в обмен на еду и кров от него ожидается, что он будет готовить пищу для них двоих наряду с исполнением пары десятков прочих обязанностей по дому. Бас даже не мог представить, с какого бока подступиться к стряпне. Прежде, когда он жил в поместье, его отец держал двух собственных поваров, и Бас никогда не задумывался о том, сколько сил уходит на приготовление пищи.