Выживший

Он всем весом упал прямо на меня и замер: только чувствовалось, как немного поднимается и опускается грудная клетка. По крайней мере, живой — я его не убил. Кое–как я выбрался из–под обмякшего тела и вышел из магазина.

Я брел по улице, держась одной рукой за стены зданий, то и дело останавливаясь передохнуть.

Дыра на перекрестке оказалась разинутой пастью страшного монстра, готового сожрать меня в любой момент.

13

Все те же пожарные машины, все та же огромная воронка на месте катка — с тех пор, как я ушел отсюда, ничего не изменилось.

Я бродил по площади, знакомой до каждого сантиметра, в надежде найти следы Фелисити: она казалась мне тем недостающим звеном, которое соединит цепочку, и поможет вернуться домой.

На часах было одиннадцать с хвостиком. Если Фелисити прочитала мою записку и пришла, как там сказано, в десять, то я сильно опоздал. Площадь была мертва: только бились флаги и завывал пронизывающий ветер.

Я высмотрел на снегу цепочку следов. Они привели меня к Рокфеллеровскому центру, но возле входа Службы новостей затерялись среди множества других — беспорядочных, не имеющих четкого направления.

Где–то вдалеке прогремел взрыв, отразившись эхом от зданий, и снова все стихло.

Я зашел в Рокфеллеровский небоскреб и почувствовал знакомый запах — запах дома.

Все было по–прежнему. Я решил быстро подняться и забрать кое–какие вещи. Хотя и еду, и одежду можно легко найти где–угодно… Все–таки желание еще раз посмотреть на город с высоты, снова оказаться в месте, ставшем почти родным, пересилило. Главное, не задерживаться наверху без надобности.

Целую минуту я накручивал фонарик. От волнения дрожали руки, во мне боролись страх и любопытство. Яркий луч прорезал темноту, но, конечно, не смог осветить холл целиком. Синеватый свет придавал предметам какой–то неживой, мертвенный оттенок. Там, на станции метро, и без того бледные лица охотников произвели на меня жуткое впечатление: голубоватая полупрозрачная кожа, запавшие глазницы, огромные круги под глазами.

Держа наготове пистолет, я открыл дверь на пожарную лестницу. Вроде за две ночи моего отсутствия здесь никто не побывал. Зашел, закрыл за собой дверь. Такая знакомая тишина. Только вот ощущение дома и защищенности пропало. Нахлынул всепоглощающий страх, избавив от малейшего желания подниматься.

Я выскочил из непроглядной темноты и жадно вдохнул морозный зимний воздух. Холл небоскреба уже не казался мне уютным, семьдесят семь этажей над землей больше не прельщали меня.

Боясь повернуться к темноте спиной, я пятился до самого выхода, пока не оказался на улице. Не хочу больше подниматься туда, не хочу бороться со страхом и дергаться от неизвестности на каждом шагу.

По пути сюда, в районе Сорок девятой улицы, я заметил перевернутый почтовый фургон. Он по–прежнему был там: почта высыпалась из распахнутого кузова на дорогу и размокала под слоем грязи, снега и пепла. Я посветил внутрь фургона — никого. Тогда я вытащил две огромные полотняные сумки с почтой, вытряхнул содержимое на дорогу, аккуратно сложил их и засунул в рюкзак.

Думая, что предпринять дальше, я снова пошел по Сорок девятой улице. Прочесать район и поискать Фелисити? Я оглянулся: «мой» небоскреб остался за спиной, низкое зимнее солнце стояло в зените. Наверное, там, наверху, за стеклянными стенами ресторана будет тепло…

— Куда дальше? — спросил я вслух, зачерпнув кроссовком снег и пнув банку из–под колы. — Куда идти?

Будто кто–то невидимый должен был дать мне ответ. Подсознание обрабатывает всю поступающую информацию, принимает решения, учитывая каждую мелочь: мне не нужно было спрашивать, я сам знал, куда идти. «На юг», — подсказывал внутренний голос. Интересно, почему? Потому что там дом? Потому что я соскучился по солнцу и теплу? Или потому, что у меня там остались незаконченные дела: пробраться через Мидтаун, найти выходы из города? Но я не послушался внутреннего голоса: гораздо важнее выполнить данное обещание. Сегодня я должен принести в зоопарк еду, а завтра будет новый день.

Я вошел в продуктовый магазин, подсвечивая себе фонариком. Солнце почти не проникало внутрь. На прилавке возле кассы лежало десятка полтора раскрытых, разорванных коробок с мобильными — будто кто–то что–то искал.

Я стал включать телефоны: большинство были разряжены, у некоторых не хватало аккумуляторов, и только один ожил, но не находил сети. Городской телефон валялся на полу, разбитый на куски. В открытой кассе оставались только самые мелкие монетки.

Первым делом я нашел флакончик с антисептиком, бинты и новые перчатки. Промыв порезанную руку при тусклом уличном свете, — рана оказалась не особо глубокой, просто сильно кровила — я принялся собирать в почтовые сумки консервы.

Раздалось тихое шарканье. Я обмер и дернулся бежать, но остался на месте. Слабый луч почти ничего не освещал. Я бешено завращал ручку фонарика — в тишине магазина разнесся невыносимо громкий звук. И наконец, в пятне света появился…

Пес! Самый обычный пес. Метис лабрадора. С большими грустными глазами и дружелюбной мордой.

— Привет, дружок…