Выживших не было

— Я получаю заряд бодрости, общаясь с тобой, Тэд. Думаю, что мы сделали правильный выбор. У тебя тот имидж, который лучше всего воспримет американский народ. — Керни показалось забавным, что на роль общеамериканского символа подобрали его, англичанина. — Так вот о какой возможности я говорил, Тэд. Президент Маковски предложил ФОСА выступить по национальному телевидению. Мы поймали его на слове. Время эфира и все прочие подробности я улажу очень быстро. Твою речь уже пишут. Учить ее наизусть не обязательно. Ты будешь читать с телетекста, но я не хочу, чтобы казалось, что ты читаешь.

— Все будет сделано, мистер Джонсон.

— С этой речи ты стартуешь в будущее, Тэд. В будущее, где есть все, о чем только может мечтать человек.

— Я часто мечтаю, мистер Джонсон. — Он мечтал об убийстве…

Керни, положив руки в карманы модного пальто, сидел рядом с Лютером Стилом в первом ряду кресел, покрывавших Капитолийский холм. Ветер развевал его светлые волнистые волосы.

— Особо мы благодарны за вклад в победу нашему историческому союзнику, Великобритании. Несмотря на обилие собственных проблем, она не смогла игнорировать горестей друга, — он знал, что Керни исполнял свою миссию в британской разведке по необходимости, а не из альтруизма, что, однако, не уменьшало значения его работы. От матери и отчима он научился не доверять альтруизму.

Лилли Тубирс отложила книгу. Дом был прибран, а грандиозный обед стоял на плите. Она чувствовала усталость: вчера пришлось допоздна печь торт, а сегодня вставать чуть свет, чтобы приготовить завтрак Мэтью и Уиздому.

Чашечка кофе поправит положение.

В хижине было прохладно, несмотря на горящий камин (хорошо, что Мэтью и Уиздом так позаботились о ней, оставив дров не на день, а на целую неделю), и Лилли поплотнее закуталась в шаль.

Она пошла на кухню и принялась готовить кофе. На стене напротив раковины, над прибором для сушки посуды висела маленькая фотография Уиздома и Мэтью Лилли взглянула на нее. Уиздом как-то ее спрашивал:

— Почему матери делают то, что они делают?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, Уиздом.

— Ну… Вы так рано встаете ради нас и работаете ради нас целый день напролет. Разве это не альтруизм?

— Нет. Ничуть нет.

— Но ведь это все не ради себя.

— О, ты рассуждаешь не как родитель, Уиздом. На самом деле здесь чистейший эгоизм. Мне доставляет удовольствие что-либо делать для тебя и Мэтью, поскольку я люблю вас обоих. Да, конечно, я устаю, и мне хочется завалиться в постель и вдоволь поспать. Но я получаю удовольствие, заботясь о вас двоих, об этом доме и обо всем остальном. Это доставляет мне гораздо больше удовольствия, чем лишний сон. Потому что я люблю вас. И встать рано, чтобы приготовить завтрак или сделать что-либо другое, для меня способ сказать, что я люблю вас. Мне это приятно. Понимаешь?

— Думаю, что да.

Порой она думала, действительно ли он понимает это, но в последние месяцы Уиздом перестал сомневаться. Ведь именно из такой любви они, уезжая на сегодня, оставили ей огромную груду дров. Именно поэтому Мэтью передал свой карабин Уиздому.

Встречая в книгах слова «неэгоистичная любовь», она удивлялась. Без «эго», без «я» и любви быть не может.

Люди, не понимавшие, что такое любовь, считали ее совершено неэгоистичной, тогда как в реальности любовь была наиболее эгоистичным чувством в мире, прекрасно эгоистичным.

Чайник, в котором она кипятила воду для растворимого кофе, стал свистеть. Машинально она положила чайную ложку с небольшим верхом на дно чашки и залила ее кипящей водой.

«Уиздом — уже почти взрослый человек, — сказала Лилли себе, — и Мэтью скорей умрет, чем допустит, чтобы с ним что-либо случилось». Такого чувства люди по-настоящему не понимали. Мэтью умрет, чтобы спасти Уиздома, потому что тот фактически был для него сыном.

Она научила Уиздома многому, но Мэтью научил его еще большему, особенно в том, что касалось чисто мужских дел. И оба они научили его прежде всего одному: нельзя ценить что-либо, не ценя себя. Вот почему доктор Холден эфбээровец Стил и Билл Раннингдир, так же, как и индейцы, она и Уиздом, сражались с ФОСА и президентскими «Ударными отрядами». Они так ценили личную свободу, что были готовы умереть за нее, ибо для них чувство свободы было органичной ценностью, а не неким приятным ощущением, ради которого не стоило отдавать жизнь.

Может, именно поэтому надо было сражаться именно сейчас: ведь слишком мало людей понимало истинную сущность свободы.

Лилли держала чашку с кофе обеими руками, стараясь согреться.

Она немного почитает, а затем найдет себе еще какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время, пока Мэтью и Уиздом не вернутся, и она вновь станет жить, а не существовать в эмоциональном напряжении…

* * *

Дэвида Холдена представили им, как только они приехали. Из-за пересеченной местности и снегопада все были на лошадях. Сейчас метель мела вновь, и поднявшийся ветер, скрывая следы, делал встречу более безопасной.

Здесь были посланцы всех племен этого края: сиу, шайены, арапахо и другие, неизвестные ему даже по старым вестернам или книгам.