Выживших не было

— Да, это уж точно, — Борзой кивнул. Он был разочарован. Но не в Тэде Бордене. У того юноши были все достоинства: хорош в бою, при необходимости жесток и, очевидно, хорошо умеет очаровывать женщин.

Последнее качество очень поможет при создании его имиджа как симпатичного лидера «Фронта Освобождения Северной Америки».

— Если бы мы показали это по телевидению, то половина женщин этой блядской страны перешла бы на нашу сторону, едва взглянув на него, — восторженно сказал Монтенегро.

Борзой посмотрел на его лицо, но не сказал ничего. Глаза у Монтенегро расширились, губы увлажнились. Может, именно поэтому он стегал женщин тяжелым ремнем. Может, он вообще не совсем нормальный! Борзой внезапно подумал: «А за кем, собственно, Монтенегро больше следит на мониторе: за мужчиной или за женщиной?»

Борзой закурил сигарету, воспользовавшись этим как поводом отвернуться от экрана. Ноги его все еще болели после перелома, мускулы судорожно напрягались.

Настанет день, и Холден получит свое.

И, возможно, Тэд Борден поможет ему в этом.

Глава двенадцатая

Роуз Шеперд сидела в пилотской кабине рядом с Честером Литлом. Тот был, как всегда, хмур и не говорил ни слова. Она сама завела беседу.

— А до Колорадо, где мы поменяем самолеты, ведь долго лететь?

— Да.

— Вы когда-нибудь летали с таким грузом: оружием, патронами и тому подобным?

— Нет.

— Почему вы стали летчиком?

Он пожал плечами, по-прежнему не смотря на нее.

— Самолеты всегда несколько пугали меня, — сказала Рози, вглядываясь в окружавшую их тьму. — Полеты меня не особо беспокоят, но вот на взлете и посадке я нервничаю. Кажется, что на мне сглаз какой-то, понимаете? Тогда, когда за рулем кто-то другой.

Он не сказал ничего.

— Вы женаты? — глупый вопрос. Ее голос звучал, словно со сцены.

— Ага.

— Давно?

— Двенадцать лет.

— И дети есть?

— Ага.

Роуз закурила, выпуская сигаретный дым на ветровое стекло. Что за ответ!

— И сколько?

— Трое.

Наконец он что-то сказал. Но секс — такая тема, что не требует от собеседника особых талантов.

— Мальчики, девочки?

— Да.

— И, — она едва не сказала «черт возьми», — сколько одних и других?

— Два мальчика, одна девочка.

— Сколько им?

— Одиннадцать, девять, семь.

— Кому именно? — Он что, на шифре разговаривает?

— Мальчикам — одиннадцать и девять.

Значит — дочке семь.

— Ваша жена работает?

— Угу.

— Чем она занимается?

— Телефонами.

— Телефонная компания?

— Нет.

— Телефонистка?

— Ага.

— Где вы выучились летать?

— В армии.

«Чьей армии?» — хотелось спросить ей, но она задала другой вопрос:

— Как скоро мы доберемся туда?

— Еще два часа.

— Тогда мы сменим самолеты?

— Угу.

— Вы знаете другого пилота?

— Ага.

— Он хороший?

— Она.

— Она хорошая?

— Угу.

Роуз Шеперд стала думать, что ей надо было взять с собой книгу.

Она потушила сигарету и, повернув голову, опустила ее к крошечному окну, воспользовавшись сложенной курткой, как подушкой. Может, ей удастся уснуть…

* * *

— Как мы знаем из недавней истории, сама воина длилась более четверти века. Но переломный момент в борьбе с «Фронтом Освобождения Северной Америки» и его сообщниками в правительстве Соединенных Штатов — такими, как Роман Маковски и Хобарт Таунс — настал около двадцати четырех лет назад. Американский народ наконец сплотил свои ряды вокруг организации «Патриотов» и вступил в битву. После резни в столице и последующей атаки на форт Маковски рядовой американец больше не мог терпеть всего этого, считать, что ничего не происходит, считать, что насилие совершается не над ним, а над другими, считать, что личные свободы, гарантированные Биллем о правах, только временно ограничены и не имеют основополагающего значения. Американский народ стал понимать, что свобода слова, свобода собраний, свобода от незаконного обыска и задержания, свобода иметь и носить оружие — неотъемлемое качество Соединенных Штатов. Американцы начали понимать, что на них надели цепи основанного на неравенстве феодального общества, общества, от которого их пращуры эмигрировали в Америку. И надело эти цепи правительство, которое пожелало не представлять народ, а править народом.

— Действительно, — продолжал он, — нас, наверно, должно что-то шокировать, чтобы, выйдя из состояния самодовольства, мы крикнули «Хватит!». И это наконец случилось.

Глава тринадцатая

Утро было солнечным, безоблачным и холодным. Лем Пэрриш потрогал рукоятку револьвера «смит-и-вессон» здоровой рукой. Выбраться из столицы было безумно опасно, но в глубине души он хотел никогда не возвращаться туда. Жена его была в безопасности, и он мог присоединиться к ней. Автофургон катил по сельской дороге, и Лем смотрел на голые зимние деревья.

Здесь даже пахло свободой.

Такого еще не было в его жизни. Раньше он много раз испытывал отвращение, когда, гоняясь за новостями, пытался откопать правду, а находил грязь. Но никогда прежде его профессия не доставляла ему столько огорчений.