И война, и мир, будоража детское воображение, порождают новые игры. Поначалу Шинь целыми днями вместе с ватагой новых приятелей носился по зарослям на той стороне пруда, где стоял подорванный танк. От их беготни пыль поднималась столбом, и откуда-то из этой пыли неслись громкие крики и топот ног. С веселыми воплями они устремлялись к танку и в мгновение ока облепляли его от гусениц до башни:
— Победа! Враг разбит!
Но так, беспризорными, они проболтались всего несколько дней, а потом всех детей матери и отцы, занятые работой, отвели в детский сад, что устроили в их деревне: только-только поставленный домик из бамбука, крытый соломой. Теперь уже негде было носиться и «бить врага», и дети тотчас занялись новой игрой — сейчас они строили дом. Для начала, как это было у взрослых, нашли «мины», засыпали «воронку от бомбы», стали жечь мусор и ставить «фундамент», потом вырубать дикую зелень. Игрушечный дом удался на славу — из веток бамбука, ствола маниоки, сухих листьев банана и всего, что только смогли они еще натаскать. И внутри все было так, словно дом и впрямь всамделишный — новомодный, точь-в-точь как зал для собраний, что построили взрослые…
В то утро Шинь в детский сад не пошел, остался дома. Матушка Эм сказала ему, что сегодня он увидит отца.
Мальчик резвился как мог, радость переполняла его. Он ждал, он ничего не забыл, он помнил отца. А матушка Эм, прибираясь в доме, подметая в саду, вызывала в памяти страшные лица — лица убийц, палачей, кровопийц, которых она повидала немало на этом веку. Многие из этих зверей родились и выросли здесь, в их деревне, иные явились сюда из других мест, но все они были убийцами, профессиональными палачами, изощрявшимися в своих пытках, хотя у одних это зло было написано прямо на лицах, у других спрятано под личиной благопристойности. Еще немного — и она увидит
Яркое полуденное солнце выглянуло из-за серых туч и осветило все поле.
Хьен, возвращавшийся от своих бойцов, встретил матушку Эм у околицы, у зеленых бамбуковых зарослей, живой изгородью окружавших деревню. За руку она вела Шипя. Все, кто был неподалеку на поле, тоже увидали ее, распрямили спины, оставив работу, и стали смотреть ей вслед. Трактористы, чужие здесь люди, и те повысовывали головы из кабин.
В самом конце поля, на оставшейся пока нераспаханной полоске земли, у только что засыпанной воронки комендант собрал пленных.
Матушка Эм и мальчик медленно двигались в том направлении. Хьен шел следом за ними. Облака, пролетая над полем, на миг закрыли собой солнце, и поле сразу насупилось, стало угрюмым, но тут же вновь засияло солнце, и поле заулыбалось под ним.
Подошли. Матушка Эм краешком глаза глянула на толпу пленных у другого края воронки. Люди в серых в красноватую полосу одеждах молча стояли, стянув кепи, зажав их в руках и наклонив головы. Среди этой притихшей толпы, исчадий зла, матушка Эм вдруг узнала
Матушка Эм не вымолвила ни слова, не сделала и попытки его разглядеть. Лишь по ее лицу, изборожденному морщинами, пробежала судорога, и тут же явственно проступила на нем глубокая боль.
— Ступай к отцу, — едва слышно сказала она, и видно было, какого труда стоят ей эти слова. Но маленький Шинь испуганно цеплялся за нее, и тогда она сделала шаг вперед и, протянув руку, подняла майора с колен.
Дрожащей рукой она взяла его огромную руку, лишь мельком глянула на него и вложила в эту огромную лапищу податливую теплую руку ребенка.
— Держите!
А в этот момент где-то в самом конце «Подножия облачков» тяжело ухнул взрыв — повседневностью ставший голос изничтожаемой мины.
Страницы, написанные в огне
Давно, когда американские самолеты еще бомбили Ханой, мне, помнится, попала в руки небольшая книжица, «Устье реки». Имя ее автора — Нгуен Минь Тяу — тогда еще ничего мне не говорило, я видел его впервые. Но едва я прочел книгу, все изменилось. Я понял, что это — рождение нового, несомненного таланта. Этот человек прекрасно владел материалом, о котором писал, — он отлично знал и жизнь наших солдат, и жизнь Центрального Вьетнама, вернее, той его части, что раскинулась на белых песках, стиснутых с одной стороны горами, с другой — морем, той, где жизнь бедна и трудна, той, где единственной пищей людям служат батат да рыба, и той, что тем не менее подарила нашей стране немало выдающихся умов.