Выжженный край

— Но сейчас самое трудное — это нехватка сил, — заметила Кук. — Все так изменилось. Я и вправду очень боюсь, что не справлюсь!

— Без поддержки не оставим, — заверил Вьен и задумчиво продолжал: — Да, сил мало, очень мало. Это наша общая беда. Однако сейчас, как я уже сказал, самое тревожное — это нравственный аспект, потенциальная угроза размывания революционной нравственности. Убережем эту нравственность, не поддадимся соблазнам, подкупу, не дадим ослепить себя мишурой — тогда все сможем. Результаты революции во многом зависят от того, в какой мере удастся сохранить нравственный заряд, нравственную чистоту. И если подходить практически, то самая главная, первоочередная задача в том, чтобы наши работники сумели сберечь это качество, ибо только тогда можно рассчитывать на доверие людей, на их симпатии. Люди ведь понимают, что мы много времени провели в джунглях и хозяйничать научиться пока не успели, не знаем как следует, ни как городами управлять, ни как экономику строить. Но они прислушиваются к нам, потому что относятся с доверием, верят в революционную нравственность и чистоту. Так не станем же мы это доверие подрывать, верно? Надо крепко запомнить вот что: нынче враг может притаиться в нас самих. Нужно уметь преодолеть себя, поставить интересы революции выше…

* * *

Кук добралась домой только к полудню. Стояла жара, поля были залиты ярким солнцем. В стороне Срединной деревин поднимались серые клубы дыма. Кук вспомнила, что сегодня утром Зи, тамошний староста, собирался вывести всех на уборку мусора.

В доме было пусто и тихо. Обо створки бамбуковой двери были плотно закрыты. Кхой и Эм, видно, ушли на поле или в Срединную деревню, а То и Хунг еще не вернулись из школы. Кук поставила велосипед во дворе и, захватив сумку, хотела уже войти в дом, как вдруг заметила у одного из столбиков веранды шляпу из белого пластика и матерчатую сумочку. Чьи это вещи, она, как ни гадала, понять не могла и на всякий случай тоже занесла в дом, а потом пошла к колодцу умыться.

Возвращаясь от колодца, она увидела незнакомую женщину, свернувшую по тропинке к их дому. Женщина еще издали замахала ей рукой. Держалась эта незнакомка как-то неуверенно, на бледном, изможденном лице застыла заискивающая улыбка. Худа она была до крайности, однако лицо ее светилось радостью и глаза молодо блестели.

Заметно было, что женщина издалека, судя по всему, с Юга — уж очень хорошо была одета: в новых шелковых брюках и терракотовом аозай, здесь таких не носили. Кук решила, что это кто-нибудь из давно уехавших отсюда: последнее время часто появлялись такие одиночки, возвращавшиеся на родную сторону не в общей группе беженцев, а сами по себе.

Она пригласила незнакомку и дом, налила в алюминиевую кружку воды, поставила перед гостьей.

— Водицы испейте, жарко небось…

— Спасибо, не хочется. — Женщина взяла было кружку, но потом снова отставила ее.

— Недавно приехали? — спросила Кук.

— Нет, то есть я хотела сказать, что я нездешняя, из Хайланга. Три года тому назад у меня в этих местах потерялся ребенок…

— Ах, вот что, и вы его разыскиваете?

— Да, конечно. Я уже, почитай, все деревни обошла, где только не ходила, и все без толку…

— Мальчик, девочка?

— Девочка!

— А зовут как?

— То, мою доченьку зовут То…

Кук широко раскрыла глаза:

— Неужели это ваша девочка у нас? Скажите, она в семьдесят втором потерялась?

— Да, да, в семьдесят втором!

Кук, обрадованная, крепко обняла женщину.

— И как только вы узнали, что она здесь?

— Вчера вечером, — женщина едва выговаривала слова сквозь душившие ее рыдания, — я на рынке в Донгха совершенно случайно встретила одну женщину. Будто само провидение меня вело, поверите ли, из всех лавчонок на рынке выбрала, чтоб зайти поесть, самую неказистую, и там-то эту добрую женщину и встретила. Хозяйка со мной заговорила, кто, мол, я и откуда, куда путь держу. Я ей, конечно, про дочку стала рассказывать и тут вдруг слышу, кто-то рядом говорит: «А у нас в деревне одна женщина как раз тогда девочку подобрала и воспитывает, ей сейчас лет семь-восемь будет». Господи, где я только не была, всё тут мои ноги исходили — и Камло, и Кхесань, и Виньлинь, как услышу, что где-то ребенка чужого воспитывают, так сразу туда и иду. Столько времени искала, и все впустую. Никогда бы не поверила, что так вот в какой-то захудалой лавчонке про свою доченьку услышу…

Она долго еще, то смеясь, то плача, говорила о своей дочке, и видно было, что нет для нее большей радости, чем увериться в том, что это действительно ее ребенок.

Кук взглянула на часы.

— Вы посидите здесь, отдохните с дороги, — сказала она, — не стесняйтесь, будьте как дома. Девочка вот-вот из школы должна вернуться.

— А вы родственницей приходитесь матушке Эм? — спросила женщина.

— Да, — ответила Кук.

Она взяла сумку, вышла во двор, повесила сумку на руль велосипеда и, уже совсем собравшись уезжать, повернулась к женщине:

— А ведь сколько людей здесь за это время прошло! Все детей потерявшихся искали. Повезло вам: еще немного, и увидите наконец свою дочку — большая выросла и умница, хорошая девочка!