Выжженный край

Дождь все еще никак не утихал. В бледных рассветных лучах цепочка верхушек филао у поля отодвинулась вдаль, и здесь, в полутени-полусвете, между лучами зари и тьмой дождевых полос, вдруг стала постепенно вырисовываться высокая мужская фигура. Эм вздрогнула, признав в ней сына — он был точь-в-точь такой, как тогда на поле, где среди беженцев потерялась Оу. Сейчас он будто плыл по воздуху, на руках у него опять был ребенок, лицо сына оставалось таким же озабоченным и напряженным, как и тогда, за спиной торчал автомат, на боку пистолет и гранаты с длинными ручками, подвешенные к американскому поясу-патронташу.

Вдруг он, все так же точно плывя, стал на нее надвигаться, ближе и ближе. Она и руки уже торопливо тянула взять ребенка. По сын, явившийся так неожиданно в мираже рассветных лучей, все увеличивался в размерах, становился громадным и, не останавливаясь, проплыл дальше — словно сквозь нее, сквозь ее тело прошел. Эм вздрогнула, обернулась, но его больше не было.

Очнувшись, она поняла, что в оцепенении, как и прежде, стоит у околицы, там, где была развилка дорог.

В деревню входила последняя группа солдат, шли согнувшись, стараясь укрыть от дождя прижатые к груди автоматы.

С последней группой входил в деревню и Хьен со связным. Еще издали оба они узнали эту одинокую скорбную фигурку. Хьен, растерявшись, замешкался. Спящий на руках Шинь вновь показался «отродьем».

Ноги стали точно чугунными, каждый шаг стоил болт, того труда. И тут же мелькнуло: не свернуть ли, не войти ли в деревню с другой стороны? Как давно он страшился этой минуты — оказаться лицом к лицу с матерью Нгиа, а тут еще этот ребенок… «Вот оно, — думал он про себя. — Что, спасовал, не ждал, что это случится так скоро?» И снова, в который уж раз, засверлила все та же мысль: было б в его это власти, умер бы он вместо Нгиа, остался б лежать там, где лежит нынче тот, лини, бы Нгиа воскрес. Лишь бы Нгиа, не он этим утром вновь привел сюда свою роту. Чтобы женщина эта, столько хлебнувшая лиха, не стояла вот так, одна-одинешенька, скорбным взглядом провожая последнего проходившего мимо бойца.

— Хьен, это ты, сынок? — Она уже увидала его и заторопилась навстречу.

Мама! — В голосе Хьена была глубокая боль.

— Знаю, все знаю. Нам сюда сообщили, мы уж и поминки справляли…

Она подошла к нему совсем близко, выпростала из-под ветхой посеревшей накидки руки, протянула вперед так, словно заранее знала, что с ним будет ребенок, которого ей нужно принять. Хьен не знал, как ему поступить, — «отродье» как ни в чем ни бывало по-прежнему крепко спало, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Что за ребенок? — спросила Эм, не опуская протянутых рук.

— Он потерялся… — выручил Хьена связной… — а мы вот нашли.

Мальчик, девочка?

— Мальчишка, — и на этот раз первым ответил связной, уголком глаза глянув на страдальческое, прямо как у Христа на распятии, нахмуренное лицо своего политрука.

— Бедный малыш! Совсем как То пли как наша Оу когда-то. — Матушка Эм погладила его по руке и охнула: — Да ведь у него жар!

И тут же засуетилась, убежденная, что мальчонке, потерявшемуся и больному, очень уж плохо лежать на неловких, непривычных к детям солдатских руках. Она развязала у горла, сняла с себя старенькую дождевую накидку, укутала в нее малыша, потом взглянула на Хьена, связного и решила:

— Лучше уж сама понесу. Чей же такой мальчишечка, больно хорошенький? И давно потерялся?

— Он… в общем, мы нашли его там, ну, когда один объект брали… — с трудом выдавил из себя Хьен.

— Сколько я сама горюшка хватила, когда паша Оу потерялась. — Матушка Эм, помолодевшая и быстрая, на ходу разговаривала с Хьеном и со связным, — Небось и ого отец с матерью сейчас убиваются, всюду уже обыскались, а он, на тебе, здесь…

Может быть, это знаменье какое было, думала она про себя, может, сын для того и явился ей, чтоб передать на ее попеченье еще и это дитя человеческое? И она снова со сжавшимся сердцем припомнила, каким ей явился Нгиа, — четкие очертания лица и фигуры, будто не в грезах, а наяву это было.

Откуда мог знать Хьен, что творится у нее на душе? Он видел только, с какой заботой и нежностью она несет мальчика, прижимая его к груди и склоняясь над ним, чтоб укрыть от дождя, заметил, как ускорила шаг, чтоб побыстрее добраться до дома.

А в каменном доме у Кхой уже проснулась вся детвора: То и внуки хозяйки — Хунг и малышка Лаи, и все они в нетерпении то и дело выбегали во двор, смотрели на затянутое дождем небо. Ждали бойцов.

Тетушка Кхой принесла из кухни котел с дымящимся рисом, опустила на топчан, тот самый, что бойцы Кьета на днях сколотили из двух досок и поставили в средней комнате. В этот момент и вошла матушка Эм, и сразу же все — Кхой, детвора — бросились к ней, окружили ее, разглядывая спящего у нее на руках малыша.

— Чей это? — удивленно спросила Кхой.

— Родных потерял, паши его принесли!

И матушка Эм велела То поискать баночку с тигровой мазью.