Выжженный плацдарм

Ударил гранатомет, за ним другой. Взрывы прогремели на обоих этажах. Рушились стены, сыпались кирпичи, доски. Вспыхнул утеплитель стен, за ним – деревянные перекрытия. Здание сверху донизу охватило пламя, но осажденные не собирались сдаваться. Те, кто выжил, скопились в уцелевшем помещении на первом этаже. Оно выходило на задний двор.

Ополченцы пошли на прорыв! Из густого дыма, кашляя, сбивая с себя пламя, появлялись люди.

Они выпрыгивали из окна, падали за кустарник, стреляли, потом поднялись и со страшными криками кинулись в атаку! Их было около дюжины – обгоревших, грязных, обливающихся кровью. Несколько штабистов, бойцы из комендантского взвода.

Двое дюжих парней прикрывали невысокого мужчину в закопченном камуфляже. Рослый парень с непокрытой головой, одетый в гражданское, тащил на себе раненого товарища.

Такого демарша диверсанты не ожидали. С тыльной стороны здания их было не так уж и много. На них неслись озверевшие дикари с перекошенными лицами, изрыгая грязную матерщину. Украинцы убили двоих выстрелами в упор и стали пятиться. Тут-то их и смяли, словно фанерную перегородку! Били кулаками, прикладами, пинали ногами. Усатый ополченец схватил автомат, выпавший из рук ошеломленного врага, и принялся поливать диверсантов огнем.

Выжившие ополченцы продолжили прорыв, пробежали убогий скверик, вынеслись на пустырь. Диверсанты опомнились, стали выскакивать из-за угла поселковой администрации. Раненому ополченцу очередь пропорола спину. Он свалился с плеч своего долговязого товарища. Тот тоже упал.

Усатый ополченец прикрывал отход товарищей. Он метался между деревьями, выдавал короткие очереди, экономя патроны, злобно смеялся, когда в кого-то попадал.

Закричала женщина, находившаяся среди диверсантов и одетая, как мужчина. Очередь из автомата кучно попала ей в грудь, деформировала бронежилет. Она захлебнулась воплем и умерла от болевого шока.

Ополченец удивленно высунулся из-за дерева. Надо же, не заметил. Какими судьбами, бабонька? Пуля прошила его висок, вышла насквозь, покорябала дерево. Ополченец сполз по стволу, неловко сел и уставился затуманенными глазами на врагов, подбегающих к нему.

Выстрелы и крики быстро отдалялись. Здание администрации продолжало гореть. Внутри рушились стены, с треском прогнулась крыша.

Капитан Влас Верницкий обогнул его, опасливо косясь на козырек, охваченный огнем. На пустыре за зданием валялись мертвые тела, стонали раненые. В крохотном сквере тоже лежали люди. Основная часть отряда ушла догонять прорвавшихся ватников, несколько человек остались здесь.

Хлопнул выстрел. Милосердный боец прикончил искалеченного приятеля, который порывался куда-то ползти. Двое возились со своим раненым, у которого были все шансы уцелеть. Тот скрипел зубами, выл. Обе его левые конечности были прострелены.

За деревьями, в глубине улицы, снова разгорелась стрельба. Верницкий предпочел не гнуть спину, да и опасности не было. Пули сюда не залетали. Он брезгливо обогнул отброшенную руку мертвеца. Царствие небесное рядовому Пруничу.

Тут к нему подбежал помощник лейтенант Дубник, отдышался и доложил:

– Влас, они не ушли далеко. В конце улицы кирпичный гараж кто-то строил, довел до крыши и бросил. Наши наперерез вышли. Колорадам пришлось забраться в этот гараж. Одного мы подстрелили, они его с собой затащили. Семеро их осталось, командир. Мы их окружили, блокировали, никуда не денутся.

– Соколов с ними?

– С ними, – подтвердил помощник. – Там еще парочка начальников. Кретины, блин!.. – Кирилл презрительно сплюнул. – У нас тоже потери, Влас. Четверо убитых, пятеро раненых. Жанну завалили, суки. – Он кивнул на мертвую женщину с короткой стрижкой, которая лежала посреди пустыря, разбросав руки. – Ольга клянется, что всех порвет к такой-то матери.

– Отставить! – Верницкий нахмурился. – Никого не рвать! Смотри, чтобы Соколову и его свите хлопцы шкурки не попортили. Все понятно?

– Так точно! – Дубник манерно щелкнул каблуками и убежал.

– Полюбуйтесь, командир, какого хлопчика поймали, – прохрипел вспотевший боец, подтаскивая за шиворот бледного долговязого парня в штатском.

У того было прострелено бедро, он с трудом опирался на ногу, с которой стекала кровь.

– Вместе со всеми в здании отсиживался, шкура. И в бега пошел с ватниками. Активист-сепаратист, гнида продажная!.. Да стой ты прямо, холера! – Он треснул несчастного парня по лбу. – Танцуешь тут, падла, как балерина на льду!

– Бледненький-то какой, – проговорил Верницкий, прикладом приподнимая подбородок парня.

– Цвет мокрый асфальт, – заявил боец. – И куда прикажете его отправлять? В преисподнюю к подельникам? Заждались, поди.

– Может, он признает свою вину, искренне раскается? – язвительно предположил Верницкий, поднимая приклад так, что у парня закатились глаза. – Ты кто, хлопец? Говорить умеешь? За сколько продался москалям? Стрелял в украинских солдат?

– Ага, из перфоратора, – прохрипел парень. – Я стенку им ломал в штабе, мелкий ремонт делал.

– Что же ты, сука, их раненого тащил, прямо как своего родственника? – ехидно осведомился боец.