Вызов

— Вам не даёт покоя тот факт, что я выхожу замуж, или вас нервирует мой выбор? — мгновенно взяв себя в руки, улыбнулась я.

— А он действительно твой?

И почему этому несносному мужчине всегда удаётся так метко попадать в цель? Да, с вопросом выбора у меня были большие проблемы, и напомнить мне об этом — всё равно что наступить на больную мозоль. Но держать лицо я умею даже в слегка нетрезвoм состоянии.

— Ах, так вот в чём дело! Вы решили, что если он у меня будет, то я выберу вас?

Есть перестали все. Даже здоровяк с запихнутым куском мяса за щёку замер и заинтересованно уставился на меня. Шэнк так и вовсе не дышал, переведя испуганный взгляд с невозмутимого Харда на сохраняющего неожиданное спокойствие Лиама.

— Да никогда! — возвестила я пристально наблюдающему за мной тиррианцу.

— М-м. Я помню, — усмехнулся он. — Недостоин?

— Да нет, просто между нами пропасть в… Сколько там до вашего Гамма-Тирриона?

— Одна целая тридцать шесть сотых парсеков, — любезно подсказал Хард.

— Вот! Это во-первых, а во-вторыx, вы мне даже не нравитесь!

— Это можно легко исправить, — парировал тиррианец, и я начала смеяться:

— Как? Накормив меня ужином?

Хард довольно сверкнул глазами и расслабленно развалился на стуле.

— Видишь ли, Белль, ужин — это всего лишь лёгкий антураж, с помощью которого неожиданно можно добиться желаемого результата. Например, узнать друг друга чуть ближе, найти общие интересы и точки соприкосновения.

— Общий у нас с вами пока только этот дом.

Кажется, я сегодня не в меру разговорчива и общительна. Надо завязывать с вином.

— А ещё интереc к шахматам, — добавил тиррианец.

— Да, пожалуй, соглашусь. Эта игра мне тоже по душе, — не стала отрицать я.

— Так за чем дело стало? Сыграем, раз уж есть время и обстановка располагает? Ты же хотела научиться.

Οх, и хитрец! И ведь знает, чем меня можно зацепить! Мне действительно хoтелось научиться. А еще больше — у тиррианца выиграть.

Будь я трезвее — отказалась бы с ним играть. Но, видимо, ослабить моё сопротивление вином тоже изначально входило в продуманную Хардом стратегию, а потому, проигнорировав подаваемые Шэнком тревожные взгляды, я согласилась. И лишь оторопело округлила глаза, стоило тиррианцу, освобождая место для игры, одним резким движением руки просто взять и сдвинуть в сторону наставленные на столе контейнеры с едой.

В пальцах Харда появился знакомый шарик, а следом и доска с фигурами.

Как и в прошлый раз, мужчина уступил мне право ходить первой, и я полюбопытствовала:

— А почему начинают всегда белые? Разве нельзя как-то разыгpать первенство хода?

— Бытует такое мнение, что первыми ходят белые фигуры из-за того, что на родине шахмат чёрный цвет — это цвет удачи, и потому считалось, что фигурам чёрного цвета изначально везёт больше, чем белым. По этой причине люди решили, что раз в чёрных фигурах больше удачи, значит, необходимо дать некоторое преимущество белым.

— Так вы жульничаете! — шутливо возмутилась я. — Вы всё время играете чёрными и поэтому выигрываете!

Понятно, что Хард побеждал, потому что играл в сто раз лучше меня, но не подразнить его я просто не могла.

Мгновенно развернув доску на сто восемьдесят градусов, мужчина предоставил в моё распоряжение чёрные фигуры, уступая их так легко и безропотно, слoвно угождать мне было смыслом его жизни.

— Ты довольна? — сверкнул зелёными глазами он.

— Более чем. Вы так любезны и щедры, тин Хард.

— Ты просто ещё не знаешь границ моей щедрости, — плавно подавшись вперёд, прошептал тиррианец, пристально всматриваясь в моё лицо. — Одно твоё «да», и я подарю тебе солнце, небо и звёзды в придачу.

Это было что-то новое. От шантажа и запугивания Хард перешёл к увещеваниям и подкупу. И смотрел на меня этот ненормальный с таким голодным откровением, что в груди жарко потянуло, и, облизав вмиг пересохшие губы, я шепнула ему в ответ:

— Нет! Делайте лучше свой ход, тин Хард.

Он мягко усмехнулся и, глядя мне в глаза, подвинул пешку с D2 на D4.

— Как скажешь, Белль.

— Скажу вот так, — отзеркаливая его дебют, подвинула свою пешку и я.

Хард поставил пешку на С4, я на E6, и когда тиррианец задействовал коня, поставив под удар мою фигуру, я, вместо того чтобы защитить её пешкой, тоже пошла конём на F6.

— Хороший ход. Молодец, — неожиданно похвалил меня мужчина. — Если бы ты пошла пешкой, то она выполняла бы лишь одну функцию, а так конь убивает двух зайцев: защищает пешку на D5 и мешает моему пешечному прорыву на E4.

Я невольно улыбнулась. Всё-таки Χард был странным экземпляром. Однажды, просто забавы ради, отец научил меня играть в бильярд, и поскольку в этой игре папа был просто асом, а я — сопливой четырнадцатилетней девчонкой, то только и делала, что проигрывала ему, забавляя родителя своими тщетными попытками взять реванш. Я краснела, кусала губы и усердно пыхтела, а отец весело хохотал, утверждая, что у него ушли годы на оттачивание своего мастерства, и мне, поскольку я женщина, никогда не добиться такого результата.