Вызов

– Мне не плевать, черт возьми, – рычит он. – И если ты хочешь, чтобы я начистил морду каждому парню, который на тебя похотливо смотрит в радиусе тридцати километров, то я это сделаю. Но тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего плохого. Ты жертва. Когда Абигейл пришла и рассказала все мне и парням, каждый из них был готов защитить твою честь. Никто не отпускал шуточки, не брался за свой телефон. Мы переживаем за тебя. Ты все, что меня волнует, Тейлор.

У меня разрывается сердце. Не за себя, а за все, что у нас было. Как хорошо все могло бы обернуться, если бы Джулс не бросила гранату в наши отношения.

– Ты не знаешь, каково это, – шепчу я. – Я не могу с этим смириться.

– Никто тебя и не просит. Просто ты должна за себя постоять.

– Может быть, для меня это значит дождаться, когда все утихнет, и обманом убедить себя все забыть. Ты не знаешь, каково чувствовать себя так, словно весь мир видел тебя голой.

– Ты права. – Он на секунду замолкает. – Возможно, мне надо это почувствовать.

Я моргаю, и вот уже Конор стягивает с себя футболку.

– Что ты делаешь?

– Сопереживаю. – Он скидывает ботинки.

– Перестань, – требую я.

– Нет. – За этим следуют его носки. Потом он роняет посреди моей гостиной штаны и стягивает вниз боксеры.

– Конор, надень обратно гребаные штаны. – Но мой взгляд при этом не может оторваться от его члена. Он так… близко.

Не говоря больше ни слова, он выходит через дверь.

– Вернись сюда, чокнутый.

Когда я слышу на лестнице его шаги, я хватаю его брошенную одежду и бегу за ним. Но этот идиот быстрый. Я догоняю его только тогда, когда он, перейдя парковку, останавливается на траве с краю дороги.

– Вытаскивайте свои телефоны, люди, – кричит Конор в воздух с распростертыми мускулистыми руками. – Не каждый день такое увидишь.

– Ты совсем слетел с катушек. – Я смотрю, как он кружится, прекрасный и нелепый. У него тело, которое можно увидеть только в отфотошопленных фантазиях, но оно не должно красоваться на газоне. – О боже, Конор, хватит. Сейчас кто-нибудь вызовет полицию.

– Я сошлюсь на временную невменяемость из-за разбитого сердца, – говорит он.

К счастью, на этой улице живут только студенты. Городские не осмеливаются подходить ближе чем на пять кварталов к кампусу. Семьи давно сбежали от вечеринок среди недели и пьянчуг, спящих по кустам, а значит, никаких травмированных детей тоже не будет.

На улице начинают открываться двери. Раздвигаются жалюзи. У Конора появилась публика. Звучат крики и свистки, вспышки похотливого стеба.

– Хватит его подбадривать, – кричу я в ответ зрителям. Я перевожу внимание обратно на Конора и его потрясающий раскачивающийся пенис и расстроенно стону. – Пожалуйста, перестань!

– Ни за что. Ты окончательно свела меня с ума, Тейлор Антония Марш.

– Это даже не мое второе имя!

– Это может быть вторым именем, и мне плевать – если я должен это сделать, чтобы тебе не было стыдно, то я это сделаю. Я сделаю все что угодно.

– Тебя надо положить в больницу, – объявляю я, при этом подавляя смех, угрожающий вырваться наружу.

Этот парень… просто нелепый. Я никогда не встречала никого похожего на Конора Эдвардса, это сексуальное сумасшедшее наказание, которое расхаживает голым перед всем районом, только чтобы доказать свою правоту и помочь мне не чувствовать себя так одиноко.

– Эдвардс! – гремит кто-то.

Подъезжает машина, и в окно у водительского сиденья вылезает голова Чада Дженсена. – Какого черта ты бегаешь без штанов? Убери свой гребаный член!

Конор абсолютно невозмутимо глядит на машину.

– Здравствуйте, тренер, – тянет он. – Как дела? – Когда он понимает, что на пассажирском сиденье сидит моя мать, он смущенно улыбается. – Доктор Мам, рад снова вас видеть.

Невероятно. Я сую Конору его одежду. Пока он прикрывает свои причиндалы, я смотрю на маму и вижу, что у нее от беззвучного смеха трясутся губы и слезятся глаза. А вот Бренна корчится на заднем сиденье в такой громкой истерике, что ее хохот отражается эхом от зданий.

– Ты закончил, наконец? – спрашиваю я этого большого тупого идиота с золотым сердцем.

– Только если ты готова пойти в полицию.

– В полицию? – Моя мама выглядывает из окна, явно встревоженная. – Что случилось?

Я стреляю глазами в Конора.

Я могла бы солгать. Выдумать какую-нибудь безобидную историю, на которую мама бы не купилась, но уловила бы в ней намек на то, что я не хочу это обсуждать. Я могла бы сказать, что Конор просто прогонял ошивавшегося тут извращенца. Вышибал член членом или как-то так. Мама относится с пониманием к границам – она верит в мою рассудительность и не заставляет меня принимать решения, от которых мне не по себе.

И может быть, поэтому я их и не принимаю. Никто никогда не подталкивал меня к тому, чтобы сделать сложный выбор, и я никогда не принуждала себя к этому. Всю свою жизнь я просто замыкалась в себе, позволяла возникнуть постоянно растущей пропасти между мной и тем, что могло причинить мне боль. Тем, что могло меня отвергнуть.