Вызов

Папа вошёл в кабинет и выдвинул из-под стола одно из кресел. Предлагая нам сесть напротив, он словно сократил между нами дистанцию. Не заняв своё обычное место, он не стал играть с Диланом в сурового шефа полиции, за что я мысленно его поблагодарила. Хотя, по выражению лица, по тому, как, сев в кресло, папа нагнулся вперёд, широко расставив ноги и положив на них руки со скрещёнными пальцами, — я поняла, что ничего хорошего от нашего разговора он не ждёт. В какой-то момент показалось, что мне снова двенадцать, и сейчас меня хорошенечко пропесочат за какую-нибудь выходку. Правда, ни разу в жизни папа не песочил меня, потому что ничего требующего серьёзного разговора я не делала. И вот к тридцати годам у меня появилась замечательная возможность это исправить.

Подумав об этом, я не смогла сдержать истеричный смешок. Папа удивлённо приподнял левую бровь.

— Ты помнишь Дилана? — начала я. — Я познакомила вас в прошлом месяце.

— Я помню мистера Митчелла, Оливия.

— Видишь ли, Дилан и я…

В этот момент Дилан меня остановил. Он накрыл под столом мою руку и тихонько сжал пальцы. Я поняла, что этим жестом он испрашивает моего разрешения продолжить самому. Что ж, такова была договорённость. Не глядя на него, я кивнула.

— Шериф, этот разговор должен был состояться немного раньше. Я обязан был прийти к вам и по традиции рассказать кто я, откуда, чем занимаюсь; кто моя семья. После этого я попросил бы руки вашей дочери. Но я нарушил все традиции и сделал её своей женой, не получив вашего благословения. За что сейчас искренне прошу прощения.

Ощущения, что Дилан подбирает слова, не было. Я была уверена, он всё хорошенько обдумал ещё до того, как мы вышли из самолёта.

Пока Дилан говорил, папа то и дело бросал на меня быстрые взгляды. Будто ждал подтверждения каждому сказанному слову. Поэтому то и дело приходилось быстро кивать.

Никогда в жизни мне не было так неловко перед отцом. Я вспомнила, как это было с Майклом. Он тоже хотел сделать всё правильно, попросив у него моей руки. К тому времени мы встречались два года, и не раз заходил разговор о свадьбе. Совершенно не хотелось забивать голову всей этой ерундой — платьем, гостями, приёмом, трясущимися руками Майка, надевающими на палец кольцо, — брр! Нам ничего не хотелось менять, пока в какой-то момент я не заглянула в календарь и не обнаружила, что следующих месячных придётся ждать долго. Вечером того же дня за ужином я сказала папе, что мы женимся. До сих пор сомневаюсь, показалось мне или нет, как он тихонько хрюкнул в тарелку: "Наконец-то!"

Отец не принадлежал к тем, кому для доказательства любви требуется ежечасно о ней твердить. Как, впрочем, и я. Но за месяц, проведённый с Диланом, я столько раз произнесла "я люблю тебя", сколько не сказала и за всю жизнь. И никогда не получала так много ответных признаний. У меня появилась потребность в этих словах. Но та часть меня, которая долгое время была ответственна за сдержанность, всё ещё была сильна. Именно поэтому, сидя перед отцом, я медленно заливалась краской.

— Хм, ладно. — Папа хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Его взгляд пару раз метнулся между мной и Диланом, а затем остановился на мне: — Милая, ты не могла бы нас ненадолго оставить?

Честно сказать, этого я не ожидала. Неужто, все эти шуточки по поводу вооруженного отца-шерифа, имеют под собой реальную почву?

Я вперилась в папу взглядом, который частенько практиковала на детях. На Эбби, правда, он не действовал: дочь отличалась своенравием, но не упрямством. И в этом она была внучкой своего деда, который никак не реагировал на молнии, летящие из моих глаз. И только голос Дилана, мягко прошептавший: "Всё в порядке, детка. Иди", — заставил меня встать и, возмущенно фыркнув, покинуть кабинет.

Я знала, что он будет убедительным, предельно честным, и отец его выслушает. Но что тот в свою очередь собирался сказать моему мужу — над этим я ломала голову.