Вызов экуменизма

[vv] Например: “Противопоставление православия и католичества отбрасывает нас на зыбкую почву бесплодных исторических разборок, ставших следствием фотианского раскола, а затем и Великой схизмы 1054 года, имеющих весьма отдаленное и к тому же ангажированно-опосредованное отношение к фундаментальным вопросам веры в жизни Церкви. В этом плане по меньшей мере странно звучит указание на “православный путь к Богу”… Антилатинские “аргументы”, а правильнее сказать, предрассудки, выдвинуты впервые во второй половине IX века Патриархом Фотием… (Игумен Иннокентий (Павлов). Пальцем в небо. // Независимая газета. 1993. 18 марта). Напомню, “фотианский раскол» это первый протест православного мира против Filioque, получивший это презрительное название в трудах католических полемистов. Человек же, выдвинувший антилатинские “предрассудки», не только святой, но и образованнейший человек в Европе своего века. “Основателем нового умственного движения был патриарх Фотий, этот исключительно разносторонний человек, имя которого упоминается при изложении судеб Византии и ее культуры в столь различной связи. Хитроумный политик, церковный деятель первого ранга, вдохновитель деятельности Кирилла и Мефодия, трезвый и оригинальный литературный критик, очень много сделавший для становления зрелого византийского вкуса, Фотий имел прирожденное дарование педагога. Отсюда общекультурное значение его деятельности, намного превышающее его оригинальность как философа, столь важное и для истории философии… Если бы мы задались целью выразить одним словом, чего Фотий хотел и в искусстве речи, и в искусстве мышления, это слово было бы трезвость” (Аверинцев С. С. Философия VII-IX вв. // Культура Византии. Вторая половина VII – XII века. М., 1989. С. 43; впрочем тезис о Фотии как «вдохновителе деятельности Кирилла и Мефодия» был оспорен еще Голубинским (Голубинский Е. Е. Святые Константин и Мефодий – апостолы славянские // Богословские труды. Сб. 26. М., 1985, с. 130-134). “Предрассудки” Фотия, кстати, никак не поддерживались императорской властью.

[ww] “Мертвые молчат. Бесчисленная их армия не встает из могил, не кричит на митингах, не составляет резолюций. И все же эта армия мертвецов есть великая политическая сила всей нашей жизни, и от ее голоса зависит судьба живых, быть может, на много поколений. Для слепых и глухих, для тех, кто живет лишь текущим мгновением, не помня прошлого и не предвидя будущего, для них мертвых не существует, и напоминание о силе и влиянии мертвых есть для них лишь бессмысленный бред суеверия. Но те, кто умеет видеть и слышать, кто сознает настоящее не как самодовлеющую, отрешенную от прошлого жизнь сегодняшнего дня, а как преходящий миг живой полноты, насыщенной прошлым и чреватой будущим, знают, что мертвые не умерли, а живы. Какова бы ни была их судьба там, за пределами этого мира, они живут в наших душах, в подсознательных глубинах великой, сверхличной народной души… Их души внятно говорят об одном – о родине, о защите государства, о чести и достоинстве страны, о красоте подвига и позоре предательства. В этой глубине народного духа они глухо ропщут против умышленных и неумышленных измен, против демократизированного мародерства, против бессовестного пира на их кладбище, против расхищения родной страны, обагренной их кровью. Мертвые молчат. Но наш долг чутко прислушиваться к таинственному, то благодетельному, то грозному смыслу их молчания”. Франк С. Л. Мертвые молчат // День, 1992. № 19. Аналогичная мысль посетила однажды и Г. Честертона. Он по этому поводу подметил, что могильные кресты очень похожи на крестики, которые надо проставить в бюллетене для голосования. Наконец есть одно четверостишие, уже из послереволюционного времени, откликающееся на слова Франка, сказанные им в августе 1917 года: “Нам пращуры работу дали, Собравши Русь своим горбом: Они Россию собирали, А мы Россию разберем” (Стихи Муретова, цит. по: Алпатов М. А. Огонь и дым. Париж, 1927. С. 35.)

[xx] «Всякому, кто воочию видел трагические последствия католических реформ – оскудение веры, разрушение церковных устоев, распад целостного мировоззрения, совершенно понятно, что отмена спорных догматов – это вовсе не запоздалое раскаяние и тем более не великодушная жертва во имя христианского единства, как это часто трактуется проповедниками экуменизма и обновленчества в России и на Западе. Это лишь одно из апостасийных проявлений, знак все большего скатывания к гуманистической личине "уважения взглядов других людей", которое питается, конечно, не смирением и любовью Христовой, но происходит от религиозной индифферентности и духовного примитивизма» (Горичева Т. Об обновленчестве, экуменизме и «политграмотности» верующих. СПб., 1997, с.19).