Вызов на дуэль

Особенно меня поражала её аккуратность. Даже в осеннюю грязь приходила она в чистых ботинках, на её пальцах и лице никогда не было чернильных клякс, тетради её ставились в пример другим, её косички с бантиками всегда были тщательно уложены: ни прядка, ни один волосок не выбивались на её лоб, чистый и умный. Её внимательность на уроках была выше моего понимания.

Нет, нужны были срочные меры!

Недолго думая я выдрал из тетради лист, сунул мизинец в непроливайку и вывел огромными фиолетовыми буквами: «Я дурочка». На переменке сбегал в канцелярию, мазнул обратную сторону листа клеем и незаметно приклеил лист на спину Верке.

Успех был полный. Ни о чём не подозревая, ходила она по школьным коридорам, и вслед катился смех. Верка ничего не понимала, краснела, металась из угла в угол, как затравленный волчонок, пока лист не отвалился от её спины — клей в канцелярии оказался неважным.

На следующий день Верка носила по коридорам огромное объявление «Ищу жениха!», и хохот всей школы громыхал за ней по пятам. Верка припустилась назад и укрылась в классе, где Петя и сорвал с её спины лист.

Верка глянула на лист, и глаза её наполнились слезами. Сморгнув их, села за свою парту, отвернулась к стенке, и мне было видно, как вздрагивает её спина.

Я торжествовал: получила по заслугам!

Но кто-то выдал меня. В классе нашёлся предатель. Меня отчитал классный руководитель и пообещал рассказать обо всём отцу. Но это было ещё не всё.

На большой переменке ко мне подошёл Петя, этот раб и слюнтяй, подошёл — маленький, бледный, с серьёзными глазами — и, заикаясь, сказал:

— Вввы-вызываю тебя на дуэль.

Я даже опешил: он и дуэль — это просто не вязалось. Ни с кем ещё он не дрался и драться не собирался!

— Проваливай! — сказал я. — Что с тобой связываться? Вначале стрелять научись.

И здесь случилось непостижимое. Все ребята, как сговорившись, заорали:

— Нет, ты не должен отказываться! Это против закона!

Я даже отступил к стене. Я ничего не понимал. Ну что я сделал им плохого? Только проучил эту самую Верку, и здорово проучил. То все были за меня и смеялись, а то вдруг переметнулись на сторону Петьки. И среди них был даже Женька Пшенный… Вот она какая, оказывается, жизнь!

«Ну что ж, драться так драться», — твёрдо решил я и поклялся посильнее влепить в его лоб пулю. Пусть знает, как иметь со мной дело. И всем им отомщу!..

Тут же были выбраны секунданты, отмерены десять огромных шагов в проходе между партами. Всеми приготовлениями распоряжался сам Пшенный. Он провёл мелом на полу две черты и приказал закрыть на стул дверь, чтоб не вошёл дежурный по этажу учитель.

— Уважаемые дуэлянты, — обратился к нам, как требовали правила, Женька, — в последний раз предлагаю вам помириться пойти на мировую и подать друг другу руку. Ты виноват перед Верой, извинись, и всё будет…

— Нет! — закричал Петя. — Никаких извинений — будем стреляться!

— А я и не собираюсь извиняться! — отрезал я. — Принимаю вызов.

Я был уверен, что Петя доживает свои последние минуты на этой земле, и твёрдо, сквозь зубы произнёс:

— Прощайся с жизнью, презренный!

Нам были выданы очки-консервы и по одной пуле Женькиного производства: они должны быть одинаковыми. Потом Пшенный оглядел наши «пистолеты» — надетые на пальцы резинки — и важно сказал:

— Противники, на линию огня!

Мы стали возле начертанных мелом линий, и Пшенный проверил, чтоб ботинки ни одного из нас не переступили их.

— Начинайте! — деловито сказал Пшенный.

Мы стали целиться.

До боли сжав губы, я оттянул насколько мог назад резинку — удар должен быть точным!

Большие квадратные очки, туго сжатые на затылке ремешками, больно врезались в щёки. Все, кто был в классе, выстроились у стен. Я хладнокровно целился в розоватый Петькин лоб. Вдруг кто-то задёргал дверью, и стул, одной ножкой продетый в дверную ручку, запрыгал.

Я готов уже был выстрелить, но отвлёкся на мгновение, и вдруг… нет, в это нельзя было поверить… в мою грудь ударила пуля.

— Падай! — заорали ребята. — Падай, ты убит!

Я продолжал целиться, но кто-то вырвал у меня «пистолет», меня схватили, приподняли и силой уложили на пол — таков был ритуал.

Потом я встал, сорвал с лица очки-консервы, сдёрнул с пальцев резинку и ушёл в коридор. Я не хотел никого видеть. Они предали меня и были рады моей гибели, а я дружил с ними, считал их добрыми, любил их… Предатели! И как это Петька попал? Но что я мог поделать? По принятому нами же закону отныне я на неделю лишался права участвовать в дуэлях и должен был подчиниться этому.

Я был убит на дуэли, и, как понял это позже, был убит по заслугам.

1963

Твоя Антарктида

В подъезде большого дома стояли трое ребят и смотрели, как во дворе шумит ливень. Ливень был такой сильный, что земля, казалось, кипела от него, а тротуар, о который он вдрызг разбивался, дымился белой пылью. Вода осатанело клокотала в водосточной трубе, яростно выхлёстывала наружу и мутным, пенистым ручьём бежала вдоль тротуара.