- Но, Ваше преосвященство, ведь его же придется сечь нагишом? — растерянно произнес Павел. — Это же такая пощечина общественной нравственности!
- Ну и что?!!! А римляне, когда бичевали Христа, что, заботились об общественной нравственности?! И вы полагаете, что это зрелище кого-нибудь развратило?! Перестаньте, наконец, относиться к этому мальчику, как к обычному человеческому ребенку! Он появился на свет в результате непорочного зачатия, на нем лежит великая миссия, и единственная наша задача — помочь ему эту миссию исполнить! Да, публичное обнажение и уж тем паче публичная порка — это огромное унижение, тем более для столь безвинного существа. Но унижение наравне с болью — необходимая часть всей этой процедуры. Он обязан претерпеть и это ради осуществления своей миссии. Короче, дискуссии здесь неуместны. Отрок Алексей будет высечен публично, обязательно в кровь, и не розгами, а бичом или чем-то подобным — поскольку вы специалисты в этом деле, все эти детали я оставляю на ваше усмотрение. Бичевание мы проведем в ближайшую пятницу, и не в зале воспитательного совета, который просто недостоин, чтобы проводить в нем такое действо, а в нашем городском соборе на виду у всей общины. Ваша задача — установить там все необходимые для этого приспособления. Ради этого я даже готов отменить на этот срок все богослужения в соборе. Постарайтесь успеть.
- Ну, кнут-то я подходящий добуду, — задумчиво промолвил Пахомыч, — такой, чтобы кожу рвал и при том внутренние органы не калечил… А сколько ему ударов дать-то придется?
- Два кнута! — отрезал Марк. — Будете бить поочередно вместе с напарником. А ударов… По библейским канонам полагается сорок. Он столько выдержит?
- Ну, мы уж постараемся…
- Хорошо, тогда каждый из вас нанесет ему по двадцать ударов. И смотрите, чтобы жив остался!
Экзекуторы склонили головы в знак согласия, и епископ, благословив, отпустил их.
Слухи о появлении в городе божественного ребенка быстро разнеслись по Преображенску. Кто-то видел его в городском храме и даже лично наблюдал, как к этому мальчику с ангельской внешностью после службы подошел сам всеблагой епископ Марк, о чем-то с ним беседовал и куда-то потом повел. Остальные жутко завидовали очевидцам и мечтали взглянуть на светлого отрока хоть одним глазком. Увы, Алеша не показывался на людях, безвылазно сидя в доме епископа. Главный храм города закрылся, в нем спешно что-то монтировали. Когда священники, наконец, объявили пастве, что в пятницу в городском соборе состоится обряд бичевания божественного отрока Алексея и всех приглашают туда придти, энтузиазм верующих оказался столь велик, что к назначенному часу в храм набилось все население городка, привели даже маленьких детей.
Посреди храма был воздвигнут небольшой помост, с двух сторон от него, на изрядном расстоянии, установили два столба, с вершин которых к помосту тянулись прочные канаты, к концам которых были приделаны какие-то приспособления вроде кожаных манжетов. На помост взошел сам всеблагой епископ и возвестил о начале церемонии. Напряжение нарастало. И вот из алтаря храма вышел худенький беловолосый мальчик в светлом костюмчике, конвоируемый своими будущими экзекуторами. Надо сказать, что до сих пор никто из жителей города не видел Пахомыча и Михалыча за работой. Сегодня им впервые предстояло выступать публично.
Предстоящей ему экзекуции Алеша боялся ужасно, до дрожи в коленках. Еще бы, за всю его жизнь ему ни разу не попало и ремнем, а тут ведь будут сечь бичом, да еще целых сорок ударов! Мальчик был белее полотна, у него не раз мелькала мысль вырваться и удрать, но чувство долга пересиливало: «Ведь я же обещал! Эта же моя миссия — страдать за всех, как миссия Ченя и Кати — лечить людей, миссия Эрика — вызволять их из огня, а миссия Бори — спасать их от разбушевавшихся демонов. Они же столько добра сделали мне самому, а если я сейчас струшу, то кто тогда спасет от греха их души?!» На негнущихся ногах мальчик взобрался на помост и встал напротив Марка, ожидая дальнейших распоряжений.
- Разоблачайся, отрок Алексей. Донага!
Алеша мучительно покраснел. Последние годы он даже матери не позволял видеть себя голым, разве что в больнице… но тогда он был тяжело болен и абсолютно беспомощен. Он устоял от соблазна даже в сплошь нудистском Кедринске, и вот сейчас устраивать стриптиз на глазах у тысяч людей?!! Но раз так надо, он готов пойти и на это… Алеша стал медленно раздеваться, каждую снятую им вещь немедленно подхватывали руки окруживших помост священников. Наконец, он снял с себя последнее и замер, опустив голову, застенчиво прикрывая ладошками низ живота.
- Подними руки, отрок. Твое испытание начинается! — провозгласил епископ Марк.