Вызов небесам

Влад быстро прижился в новой школе, хотя и скучал по своим прежним приятелям. Среди них мальчик чувствовал себя как рыба в воде, если и выделялся, то скорее не своими физическими особенностями, а лидерским характером. Здесь, среди нормальных детей, он обречен был оставаться особым, ни на кого не похожим. Это порой проявлялось даже в мелочах. Когда весь его класс шумною толпой спешил в школьную столовую, он в одиночестве поедал свой сухой паек, выданный отчимом, а на удивленные вопросы, почему он не ест вместе со всеми, неизменно отвечал, что отравился школьной едой еще в первом классе и с тех пор употребляет только домашнюю пищу. Не посвещать же было, в самом деле, их всех в особенности его вынужденной диеты, содержащей больше соединений меди и меньше железа? Он сможет нормально существовать здесь, только если его будут считать самым сильным, а значит, ему нельзя признаваться ни в одной, даже в такой незначительной слабости.

Что решительно вывело его из себя, так эта ежегодная диспансеризация, обязательная для всех школьников. Мало, что ли, его обследовали в Бежецке, да еще и у Триллини в его лаборатории?! Вот же его медицинская карта со свежими данными, ну загляните туда и перепишите все, что вам нужно! Нет же, приходится ни свет ни заря переть вместе со всеми одноклассниками в какую-то паршивую детскую поликлинику, где у него в очередной раз берут анализ крови (ну и что нового вы там надеетесь отыскать, тоже мне, исследователи фиговы!), проверяют остроту зрения (сказать им что ли, что он эту несчастную нижнюю строчку таблицы видит даже в кромешной темноте?), слуха (да он у него не хуже, чем у летучей мыши!), ищут то ли сколиоз, то ли плоскостопие (ха-ха-ха, это у него-то?!), проверяют молоточком какие-то дурацкие реакции (а вот интересно, что бы было, если бы вместо меня тут оказался Петр, — уж он бы им так прореагировал!…), задают совершенно неприличные вопросы типа того, не писается ли он ночью в постель (Влад в ответ издал совершенно неподражаемый звук, словно одновременно блевал и хохотал, причем не разжимая губ, — дальше его спрашивать не стали). Но больше всего мальчика разозлил стоматолог, возжелавший непременно залезть к Владу в рот, что вызвало оживленную дискуссию.

- Не тяни время и открой рот, — нетерпеливо произнес молодой врач.

- У меня там все нормально, меня всего три месяца назад обследовали, — отвечал мальчик, стараясь не выставить напоказ свои клыки.

- Мало ли, что тебя обследовали! Теперь ты приписан к нашей поликлинике, мне надо убедиться, что у тебя нормальный прикус, что нет кариеса или парадонтоза, — не отступал стоматолог. — Может, тебе уже зубы лечить пора!

- Во-первых, не пора, а во-вторых, я к своим частным зубам всяких государственных халтурщиков все равно не подпускаю! — издевался Влад. — Мой папаша вон тоже сперва в государственной поликлинике зубы лечил, а потом, когда ему надо было коронки ставить, оказалось, что эти шаромыжники ему в зубе обломок бура запломбировали, да еще и сообщить о том не удосужились! С тех пор он в бесплатные поликлиники ни ногой, только у частников лечится и мне иного не позволяет!

Побуревший от ярости стоматолог все-таки вынудил Влада распахнуть рот, попросту зажав ему ноздри своей ручищей. Представшая его взору картина поразила его до глубины души:

- Вот это клыки-и-и! Что у твоей гориллы… И ты еще утверждаешь, что с зубами у тебя все нормально?! Да они ж наверняка мешают тебе пищу перетирать.

- А нафига мне ее перетирать? Я что — корова?! — возмущался Влад, мотая головой в надежде вырвать свой нос из чужого захвата.

- Сиди смирно! Кстати, у многих млекопитающих большие клыки часто портятся. Гораздо чаще, чем более мелкие зубы. Посмотрим, может и у тебя они уже подгнивать начали… — с этими словами врач ввел Владу в полость рта маленькое зеркальце на тонкой металлической ручке, выпустив при этом нос мальчика.

- Плохие, говорите? Ну так глядите, какие они плохие! — выпалил Влад и с силой сомкнул клыки.

Металлическая ручка при этом хрустнула, а оставшееся во рту зеркальце мальчик тут же выплюнул прямо в лицо стоматологу, в шоке взирающему на оставшийся в его руке обломок инструмента. После всего этого Влад, естественно, был немедленно выгнан из кабинета.

Как ни удивительно, превыше всех забав Влад ценил вечера, проводимые им в обществе отчима в его рабочем кабинете. Оказавшись в последнее время без спонсоров, Тверинцев несколько отошел от церковных дел и стал преподавать философию в одном из частных университетов. Тексты своих будущих лекций он сперва обкатывал на Владе.