Вызов смерти

Роман Данилович вновь раскурил сигару, откинулся на спинку кресла. Итак, он предпринял меры своей безопасности. Теперь его уже не застигнут врасплох ни Добрецов, ни киллер. Все будет как раз наоборот - первым удар нанесет именно он. И все-таки жаль Добрецова, очень способный молодой человек, хитрый, умный, находчивый. А толковые люди Кудрявцеву вот как нужны. Может быть, пригласить его к себе, раскрыть карты и предложить сотрудничество? Тот мог бы рассчитывать на место заместителя. Впрочем, нет, об этом не может быть и речи. Слишком большие амбиции у этого негодяя, чтобы оставлять его в живых, да еще за своей спиной. Да к тому , похоже, на него уже вышла милиция. А жаль! Такие люди на дороге не валяются.

Через полчаса он вновь позвонил Кирсанову. На от раз тот был дома.

- Рад вас приветствовать, Виктор Владимирович! Кудрявцев беспокоит.

- Узнал, узнал. Привет, дорогой! Выполнил наши указания насчет ГКО и прочего?

- Все в полном порядке. Ценные бумаги мы продали за вполне приличную цену, обратив их в капусту.

- Молодец! Только не надо этих жаргонных словечек. Ни к чему они. Ты же будущий правитель такой огромной земли.

- Извините. А что должно произойти?

- Сам увидишь. Скоро уже.

- А когда все же можно ожидать?

- Сегодня какое число?

- Пятнадцатое.

- Это можно ждать и завтра, и послезавтра. Все уже подготовлено.

- Так у вас и там свои?! - изумился Кудрявцев.

- Наши, Роман Данилович. Наши! - довольно рассмеялся Кирсанов. - Ты лучше спроси - где их нет, наших людей? Приходит наше время - время по-настоящему деловых людей, радеющих за судьбы Отечества! А?! Каково звучит?

- Впечатляюще. И все же, Виктор Владимирович, чего следует ожидать в ближайшее время?

- Полного краха финансовой системы страны и политического банкротства центральной власти во главе с этим маразматиком, хроническим алкоголиком.

- А не рано ли вы так круто?

- Нет, не рано. В несостоятельности, я бы даже сказал, в полной беспомощности власти ты скоро убедишься. Эти побирушки только и делали, что ходили по миру с протянутой рукой, считали, что стоит только попросить, как "друг Билл" и "друг Коль" тут же помогут, не донимая того, что долги рано или поздно надо возвращать. Крах неминуем. Но мы не будем спешить. Нет. Мы доведем ситуацию до критической точки, до абсурда. И тогда явимся в роли спасителей Отечества. Объединившись, мы возьмем под жесткий прессинг не только финансовую систему страны, но всего Запада. Как говаривал когда-то Никита Сергеевич: "Мы покажем им кузькину мать!" А?!

- Грандиозно!

- То-то. Ты что позвонил? Есть какие-то проблемы?

Кудрявцев рассказал последние новости.

- Нужна помощь? - спросил Кирсанов.

- Нет. Думаю справиться своими силами.

- Тогда действуй. И без сантиментов, предельно жестко и беспощадно. Время обязывает. Понял?

- Так точно.

- Счастливо тебе. Если понадобится помощь, звони, не стесняйся. Пока!

- До свидания!

Кудрявцев положил трубку. Да, дела! Он кожей чувствовал стремительное приближение великих событий.

Глава 7

В отличие от Добрецова Игорь Васильевич Гарюнов, он же - Владислав Иванович Кацобаев, он же - Вячеслав Максимович Портной, он же - Павел Осипович Хорунжий и так далее, был по натуре отчаянным пессимистом. А откуда, извините-подвиньтесь, господа хорошие, ему взяться, оптимизму-то этому? Когда не жизнь, а сплошная мутота? Ни близких тебе людей, ни привязанностей никаких. Кругом один, как прыщ какой на непорочном теле молодой монашки. Здесь затоскуешь. Даже убивать людей стало скучно и неинтересно. Хотя бы взять следователя этого. Молодой. Красивый. Таких девушки любят. Сказывают, книжки писал. Впервые в душе Гарюнова возникло что-то вроде жалости. Ну, может, не жалость, а так, тоска какая-то зеленая, непонятная. И что же он за вражина такой кровожадный. Ведь, считай, весь в крови людской, от макушки до самых до пят, а все мало, все никак не уймется.

Посмотришь порой на себя в зеркало, не выдержишь и плюнешь в сердцах в харю своему зеркальному двойнику. Рождает же природа подобную гнусность! Будешь здесь оптимистом, как же. Нет, иной на него посмотрит и скажет, что он, Гарюнов, чуть ли не обласкан жизнью, цветет и пахнет, что все у него просто расчудесно. Но только это видимость одна. Видимость - и ничего больше. Притворство. На самом же деле не живет - мается. Сколько себя помнит - столько мается. О-хо-хо! Устал. Покоя хочется. Чтоб тихо, чинно, благородно. Выпил утром стакан парного молока, взял в руки лопатку и что-нибудь там вскопал, грядку какую или еще чего. А то кузовок в руки и в лес по грибы. Хорошо! Воздух чистый, смолой пахнет, дышишь не надышишься. Тихо. И только пичужки там всякие: "Тью-тю-тю! Фью-тю! Тю-тю! Тю!" И радостно на душе, и покойно.