Вызовите ведьму! (СИ)

Я сел и притянул ее к себе, обхватив вокруг талии. Ведьма даже не сопротивлялась, только резко втянула в себя воздух, когда член в полной готовности прижался к ее пояснице.

— Майк…

— Джойс? — прошептал я ей в самое ухо, откидывая волосы в сторону, чтобы в следующий миг аккуратно коснуться губами красной воспаленной кожи на шее.

Она зашипела, скривившись от боли.

Было бы здорово, если бы поцелуи умели излечивать. Мир, наверное, был бы светлей, а на любом опасном производстве была бы своя штатная целовальщица или целовальщик — кому, как предпочтительнее.

Мысль была такой глупой и несвоевременной, что я быстро забыл о ней. К сожалению, все, что я мог — это попытаться хоть как-то забрать боль Джойс, перекрыть и заставить забыть. Если это, конечно, хоть в какой-то мере возможно. Я покрывал поцелуями каждый удар и ссадину, которую смог заметить, каждый грубый хват, проступивший на нежной коже.

Пена уже давно исчезла, когда Джойс села мне на живот, обхватывая ногами и не разрывая долгого глубокого поцелуя, она прижалась ко мне всем своим горячим телом. Гибкая и стройная, ведьма отзывалась на каждое прикосновение и ласку. Нам не нужен был воздух, чтобы дышать. Он стал такой мелочью, чем-то ненужным. Рудиментом, если можно так сказать. Джойс вздрагивала каждый раз, как я проводил хвостом по ее спине. Ей это понравилось. Она сама об этом сказала, поймав мгновение между поцелуями.

Я припал губами к ее груди, хватая напряженный сосок и зажимая его между зубов. Мои пальцы заскользили вниз по плоскому животу. Ведьма издала такой громкий стон, что скорее всего все, кто находился в доме, смогли ее услышать. Она запустила руки в мои волосы и крепко сжала пальцы. Все шло чертовски хорошо. Пока мои пальцы не скользнули внутрь, в узкое разгоряченное лоно ведьмы. Такое манящее и сочное от возбуждения.

Джойс вдруг застыла, тяжело дыша, а потом быстро отстранилась, будто ее обдали кипятком. Оказавшись в противоположной части ванны, она смотрела на меня, как испуганная кошка.

— Джойс? — сдержано, едва борясь с собой, выдохнул я.

«Орочье племя».

Она была напугана.

«Виновен», — раздался удар судейского молотка моей совести в голове.

Я обещал, что ничего такого не будет, но слова не сдержал. Вот такой вот я… «настоящий катт», как бы сказали люди, считавшие нас низшим сортом.

— Древо! Прости, Джойс, — я потянулся к ней, но она лишь помотала головой.

— Ты не виноват, просто… просто они…

Я решительно взял лицо Джойс в ладони, молясь, чтобы она вновь не впала в то состояние, в каком я ее нашел…

Поэтому не придумал ничего лучше, чем сказать:

— Пойдем вниз, я приготовлю нам ужин.

* * *

За ужином, а если быть точным, за ранним завтраком, когда рассвет только занимался над Аркеном, мы с Джойс поведали отцу всю историю, уплетая приготовленные мной стейки с салатом. За всеми потрясениями мы не понимали, насколько голодны, пока я не подошел к плите, оттеснив отца в сторону. Джойс искренне рассмеялась, когда увидела, как Эрик Олфорд с ужасом и благоговением смотрел на меня. Ведь его сын, умудрившийся в свое время несколько раз спалить кухню, ловко управлялся с плитой и специями.

Когда он попробовал мое блюдо, у него на секунду пропал дар речи, хотя я словил себя на мысли, что такая еда — детский лепет. Меня тянуло приготовить что-то вроде лазаньи или беф-бургиньон.

Отмечая странные, но приятные перемены в сыне, отец даже сбегал за трофейной бутылкой темпранильо и разлил по бокалам.

— Мы не виделись полгода, когда ты научился не портить продукты? — умело орудуя ножом и вилкой, поинтересовался отец.

— Неосторожное лечение, — уклончиво ответил я, косясь на усмехающуюся Джойс.

Конечно, от отца не укрылся этот взгляд. Он не был дураком, много повидав на фронте. Впрочем, папа редко рассказывал военные истории, так, редкие байки, понимая, что год, который я провел на фронте и так выжег во мне приличную дыру.

Однако я знал одно: были времена, когда отец бок о бок сражался с такими, как Джойс. Еще на заре войны с Ливерией, до того, как Ковен официально отказался от участия в боевых действиях.

— Благодаря вам, леди, я буду охотнее звать Майкла на ужин, — отец умел быть обаятельным, когда надо, несмотря на скверный характер. — И вы заглядывайте. Я много раз говорил пустоголовой герцогине Мактавиш, что ведьмы не несут разрушений, пока их не прижмут к стенке.

— На счет этого, — я допил второй бокал, заканчивая на этом трапезу, — ты никогда не сталкивался с чем-то подобным?

Он почесал подбородок, покрытый седой щетиной.