Комната на крыше была построена как прачечная, но Франс переделал её в мастерскую. У него там был механический лобзик и длинный верстак, заваленный кусками фанеры, клубками хлопковых ниток, пилками, пинцетами и тонкими операционными лезвиями. Там Франс забывал всё на свете. Судьба свела его с господином Антоном Мускатом, который пробудил в нём любовь к созданию моделей кораблей. Франс стал образцовым учеником, и вскоре эта любовь переросла в страстное увлечение. В этой комнатке наверху Франс проводил долгие часы, нарезая тонкие полоски из дерева, отмеряя, моделируя, клея и с большим терпением и осторожностью формируя шпангоуты и футоксы, которые потихоньку превращались в каркас нового судна. Эта комнатка на крыше не только трансформировалась из прачечной в мастерскую, но также стала гаванью, где стояла на якоре шебека[1]
«Святой Дух», две бригантины, еще одно парусное судно и военный корабль, к которым вскоре должен был присоединиться галеон «Святая Анна». Франс несколько месяцев рылся в книгах, ходил по музеям, фотографировал и набрасывал чертежи, надеялся, что «Святая Анна» станет его шедевром. От господина Антона он узнал, что серьёзная модель – это не та, которая вырезается из сплошного куска дерева или же формируется слой за слоем из цельной древесины. Модель первоклассного качества должна строиться также, как и большие суда. «Святую Анну» он хотел смастерить до мельчайших деталей, отобразить все пушки, полную тросовую оснастку и даже статуэтки на носу судна, включая Святого Джузеппе, который находится в церкви Рабата.Там, наверху, Франс пытался занять себя и забыться. Образно выражаясь, последние восемь лет он провёл в одиночестве между небом и землёй, с опущенными парусами и полуспущенным флагом на мачте, колышущимся на северо-западном ветру, не зная, куда направляется. Свою жену он заставил идти в открытое море по тонкой доске с завязанными за спиной руками и булыжником на шее. Он видел, как она опускалась на дно с широко раскрытыми глазами. И когда она пропала в тёмных морских водорослях, он продолжал повторять, что это не его вина. А теперь он и сына потерял. Уже заметил, как тот забрался на судно и поднял паруса. С первым же бризом его сын уплывёт. Ну что он мог поделать? Только смотреть с причала, не в состоянии произнести ни слова.
В душе Франса теплился единственный проблеск. С тех пор, как в его жизни появилась женщина с короткими волосами, он почувствовал, что там постепенно разгорается огонек. Она знала всё его прошлое и была готова это принять. Она была спокойная и умиротворённая и могла залечить все его раны минувших дней.
Но между ними стоял его сын.
8
Когда Фредди Бургер снова был на остановке, ожидая автобуса, его взгляд машинально упал на место под скамейкой и он опять ударился в ругань. Ну, ничего. Он этого так не оставит. С ним шутки плохи, и если кто-то подумал, что он всё это сглотнёт, то ошибся. Поклялся, что не сегодня завтра он точно узнает, кто ему это устроил. По-любому. Жалко, что тот пакет он выбросил в мусорное ведро в столовой. И как только он вспомнил о столовой, его лицо побагровело.
«Блин!» – мысленно выругался он. Вместо Фредди Бургера друзья его уже стали называть Фредди Пиво.
9
Центр привлекал отнюдь не бильярдным столом «полного размера» и даже не баром, в котором всё было, и не регулярно проводившимися различными мероприятиями. Дело было в самом брате Тони. Это был молодой священник, увлечённый «Ювентусом» и «Формулой-1», с коротко остриженными волосами, почти ёжиком, выкуривавший всего три сигареты в день, с его слов! Он всегда был в джинсах и свитере, которые снимал только тогда, когда проводил службу (хотя Катя как-то сказала, что заметила у него край джинсов из-под рясы). Его “Фиат Пунто” помыл только агент в день покупки, а на заднем сиденье, рядом с книгами брата Пауэлла и “Католическим Вестником” были разбросаны компакт-диски «Ю ту» и «Моби». В футболе он любил играть в защите и, хотя и не был звездой, обладал очень хорошей выносливостью. В волейболе с ним тоже было трудно тягаться.
А потом, и встречи, которые он им устраивал, были действительно необычными. Никто не мог решить, были ли это образовательные встречи или же театр одного актера от начала и до конца. Брат Тони мог бы легко сделать карьеру эстрадного артиста разговорного жанра. Его речи были настоящим развлечением. Но наряду с этим он обладал удивительным умением посреди всех этих шуток периодически вставлять небольшие комментарии, которые пробирали изнутри. Его друзья-священники кривили губы, и однажды пробежал слух, что он был вызван к епископу из-за какой-то своей чрезмерно смелой шутки.
Но каждый признавал, даже против своей воли, что брат Тони был идолом молодёжи. В том числе и Глена.
10
Селина взяла сотовый и нашла номер Кати.
– Кать, ты где? Что делаешь? Хочешь зайти ко мне? Да нет, ничего. Хотела с тобой немного поговорить. Хорошо. Давай, жду тебя. Да, и возьми с собой Скотча.