Герою, ненавидящему пошлость, по чистому совпадению с предыдущим рассказом, тоже 23. Но дело происходит в Париже. Русский художник так напивается и накуривается, что, приударяя за француженкой, оказывается в постели не только с ней, но и с чужим хуем. Я так и не понял, действительно там был хуй или это герою привиделось.
Как бы там ни было, но герой, сломя голову, бежит любовного приключения втроём, а если это была галлюцинация, то – вдвоём. В любом случае, ебля подменилась водкой.
Автор умеет славно обращаться со словами и они ему повинуются, как женщины. Например:
"Она скалилась каждые несколько минут, а он смотрел прямо в зубы, чувствуя, что хмелеет. Ее рот темнел, синел от вина, в уголках вечерело, зубы смеркались."
Мне, читая этого сильного автора, жаль, что все его усилия ушли на описание русского пьянства вместо русской ебли, а если они, по его мнению, неразлучны, то это и есть пошлость.
––
Константин Кропоткин
Прэтти Фит
Здесь обратный вариант – мужчина берётся описывать психологию женщины и настаивает на том, что героиня "…дожив до двадцати семи лет, не знает, красивые ли у нее ноги."
Ну-ну.
На этой высосанной из пальца ног посылке рассказывается о фетишисте ступней и ножных пальцев, который увёл русскую эмигрантку от бедного мужа.
Кого-то это обязательно впечатлит.
––
Андрей Бычков
Машина Джерри
Выбранный стиль повествования является попыткой словесно пересказать динамичный фильм-боевик. А потому слова не успевают за действием и не передают до конца того, что происходит на экране. В итоге остаётся недоумение, много непонятного и раздражение.
Автор вставляет в рот женщины такие слова:
"Я пошла работать, там было мерзко, я разглядывала мужчин, меня разглядывали мужчины, то, что я пробовала раньше, в школе, а потом в институте, стало забываться, я ждала, я ждала не этого, я не знаю, как это называется, я знаю, как это называется, я уже не верила, я устала ждать, я хотела немногого, хотя нет, это ложь, я… я, наверное… я хотела слишком многого."
Нескончаемый поток невнятного сознания с безостановочным перечислением невнятных предметов и чувств.
Дай автору бог побольше любителей такого стиля!
Сан-Мишель
В этом рассказе сумбур успокоился и суета утихла. Речь пошла более-менее внятная, но с фальшиво надрывной психологичностью. В память о любви некто душит проститутку. Удушает до смерти или нет – автор оставляет на утомлённое воображение читателя.
––
Валерия Нарбикова
Три истории
История первая "Любовь"
"Все эти любовники – с их объяснениями до трех часов ночи – ничего не стоят по сравнению с тишиной.
Только тишина и линия поведения."
Переведу истину, с женского языка на мужской: Еби молча, но хорошо.
И ещё, почему женщина отдалась сразу неприятному для неё пьяному мужчине – а вот почему:
"… впервые в жизни, видя женщину в первый раз, он сразу поцеловал ее в пизду."
Вот с чего надо начинать каждую встречу с женщиной, чтобы рассказ можно было назвать "Любовь".
История вторая «Роман»
Радует спокойное, отстранённое описание перебора женщиной любовников с легко перевариваемым гарниром умеренной богемности.
Уместная ирония без выпендривания.
История
(которой лучше бы не было)
третья
Третья история про любовь втроём: женщины и двух поэтов, один из которых был таким плохим, что женщину охватил не оргазм, а рвота.
Ни в коем случае нельзя упустить, что во всех трёх историях героиней является любвеобильная женщина по имени Киса. Это сжимает три рассказа в беспощадный кулак эротизма. Тогда как муж Кисы – Александр Сергеевич – обеспечивает витание поэтического духа над триптихом.
––
Улья Нова
Трубки Сталина
Добротное повествование об иглоукалывании, которое своей садомазохистской сутью вызывает любовь пациентки к иглоукалывателю. А про трубки Сталина сами почитаете.
Длинновато, но, как я сказал – добротно.
––
Илья Веткин
Вилла Триора
Репортаж русского журналиста с горячего места событий: о посещении французского клуба для ублажения зрелых богатых дам молодыми самцами. Для обретения фактов не с чужих слов, репортёр лично пытается удовлетворить пожилую богачку.
В общем всё на месте: последовательность событий и внятная лексика.
Но самое ужасное, что рассказ – непатриотичный (вот за что надо было сжечь книгу), ибо русский, удовлетворявший француженку, а на деле удовлетворявший только себя, получил, соответственно, значительно меньше денег за труды, чем француз и прочие. Позор русским мужчинам!
Читать можно, но не скажу, что нужно.
––
Вадим Левенталь
Суд идёт
Самое смешное, что шофёр и телохранитель богатенького героя носят клички: Преступление и Наказание соответственно.
В какой уж раз в этом сборнике мужчина смело берётся писать от лица и тела женщины – этим он, по-видимому, хочет доказать, что он прекрасно знает женщин.
Вот образчик его видения женской души:
Первый раз – прямо в прихожей: я сдернула с него джинсы – не всякий член с первого же раза возьмешь в рот, но этот того стоил. Было так, будто мы трахались впервые в жизни – и очень быстро.