Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса

В связи с кооперацией мне, может быть, следовало бы также упомянуть о существующих в Англии дружеских обществах взаимной поддержки (friendly societies), союзах «чудаков» (odd-fellows), деревенских и городских клубах для оплаты медицинской помощи, о клубах для похорон, или для приобретения одежды, о маленьких клубах, часто устраиваемых среди фабричных девушек, вносящих еженедельно по несколько пенсов и затем разыгрывающих между собою сумму в двадцать шиллингов (10 руб.), которая дает возможность сделать какую-нибудь более или менее существенную покупку, и о многих других обществах подобного рода. Вся жизнь трудящегося народа в Англии пропитана такими учреждениями. Во всех этих обществах и клубах можно наблюдать немалый запас веселой общительности и товарищества, хотя за «кредитом и дебетом» каждого члена тщательно наблюдают. Но помимо этих учреждений, имеется столько союзов, основанных на готовности жертвовать, если понадобится, временем, здоровьем и жизнью, что мы можем из их деятельности почерпнуть примеры наилучших форм взаимной поддержки.

На первом месте следует упомянуть здесь об обществе спасения на водах в Англии и о подобных же учреждениях в остальной Европе. Английское общество имеет свыше 300 спасательных лодок вдоль берегов Англии, и оно имело бы их вдвое больше, если бы не бедность рыбаков, которые сами не всегда могут покупать дорогие спасательные лодки. Экипаж этих лодок всегда составляется из добровольцев, готовность которых жертвовать жизнью для спасения совершенно неизвестных им людей подвергается каждый год суровому испытанию; каждую зиму несколько храбрейших из них действительно погибают в волнах. И если вы спросите этих людей, что побудило их рисковать жизнью, иногда даже при таких условиях, когда по-видимому не было никаких шансов на успех, они, вероятно, ответят вам рассказом в роде следующего, который я слышал на южном берегу. Над Ла-Маншем пронеслась страшная снежная буря; она бушевала на плоских песчаных берегах в Кенте, где расположена была крохотная деревушка, и на пески возле деревушки море выбросило маленькое одномачтовое судно, нагруженное апельсинами. В таких мелких водах держат только плоскодонную спасательную лодку упрощенного типа, и пуститься на ней в такую бурю значило идти на верную гибель, — и, однако, люди решились и пошли. Целые часы боролись они против бурана; два раза лодка опрокинулась. Один из ее гребцов утонул, остальные были выброшены на берег. Одного из последних, — интеллигентного таможенного стражника, — нашли на следующее утро, сильно ушибленного, полузамерзшего в снегу. Я спросил его, как они решились на такую отчаянную попытку? — «Я и сам не знаю, — отвечал он, — вон там, в море, гибли люди, вся деревня стояла на берегу, и все говорили, что пуститься в море было бы безумием, что мы никогда не справимся с прибоем. Мы видели что их было на судне пять или шесть человек, уцепившихся за мачту и подававших отчаянные сигналы. Все чувствовали, что надо что-нибудь предпринять, но что могли мы сделать? Прошел час, другой, а мы все стояли на берегу; всем очень тяжело было на душе. Потом вдруг нам послышалось, что сквозь завывания бури донеслись их вопли… с ними был мальчик… Мы больше не могли вынести напряжения; все сразу сказали: „надо выходить!“ Женщины говорили то же; они смотрели бы на нас, как на трусов, если бы мы остались, — хотя на следующий день они же называли нас дураками за нашу попытку. Как один человек, мы все бросились к спасательной лодке и отправились. Лодку опрокинуло, но нам удалось снова поставить ее… Хуже всего было, когда несчастный N тонул уцепившись за веревку от лодки, и мы никак не могли ему помочь. Затем нас захлестнуло огромной волной, лодку опять опрокинуло, и нас выбросило всех на берег. Люди с тонувшего судна были спасены лодкою из Донгенэса, а нашу лодку перехватили за много миль к западу. Меня нашли наутро в снегу».

То же чувство двигало и рудокопов долины Ронды, когда они спасали своих товарищей из шахты, подвергнувшейся наводнению. Им пришлось пробиваться чрез каменноугольный пласт, толщиною в 96 футов, чтобы добраться до заживо погребенных товарищей. Но когда уже оставалось пробить всего девять футов, их охватил рудничный газ. Лампы погасли, и рудокопам пришлось отступить. Работать при таких условиях — значило подвергаться риску каждую секунду быть взорванным и окончательно погубить тех. Но постукивания погребенных людей все еще слышались; эти люди были живы и взывали о помощи, и несколько рудокопов добровольно вызвались спасать товарищей, рискуя жизнью. Когда они спускались в шахту, жены сопровождали их безмолвными слезами — но ни одна не произнесла ни слова, чтобы остановить их.