Мужчина и правда стоял перед ними всеми во всём своём почти старческом великолепии, окружённый более десятка своих людей. Еын совсем не сомневалась в том, что все они вооружены достаточно хорошо, но искренне не понимала, как он тут оказался. Из его же машины вышел вдруг ещё один человек — высокий, стройный, молодой — и Джексон возмутился снова:
— Да гребанный ж ты Марк, продажная твоя жопа!
— Ничего личного, — хмыкнул тот в ответ, озаряясь улыбкой — такой обманчиво милой и почти скромной, что Еын нахмурилась снова.
Она посмотрела искоса на Югёма, отказываясь верить в то, что он мог приложить к этому руку, раз сам всячески пытался мужчине помешать. Он глянул на неё в ответ — мельком и совсем вскользь — и снова перевёл взгляд на Хубина. Девушка не понимала — пыталась, но просто не могла понять — как же всё это произошло, если они приложили все силы, чтобы избежать такого. Еын знала, почему Юнги не стремится выходить на Хубина напрямую — та самая Индонезия, которую Джексон Ван так правильно обозвал «гребанной», стояла за ним так плотно, полностью доверяя весь свой рынок сбыта оружия, что связываться с мужчиной не хотелось совсем. Однако он в любом случае узнал как-то о том, что они не только копают под него, но и встречаются здесь. И ничего хорошего в этом не было совсем.
— Как некрасиво, парни, — протянул Хубин, ощущая себя хозяином положения. — Я ведь к вам от всей души, а вы…
— Ох, завали хлебало, молю! — взвыл опять Джексон, а Еын подумалось, что он с каждым своим словом нравится ей всё больше. — Ты лучше скажи, как узнал обо всём. Я ж помру тут от любопытства! Эй, продажная жопа, — обратился он к тому, кого назвал прежде Марком, — я же даже не говорил тебе ничего.
— А я всегда повторял, — фыркнул тот в ответ, совсем, кажется, не оскорбившись. — Не надо говорить, надо слушать.
Еын моргнула, не понимая совершенно ничего и ощущая, как к горлу поднимается что-то непонятное, похожее на страх. А потом заметила в руках у Джексона Вана телефон и, почувствовав, как в голову ударила вдруг догадка, рванула вперёд и вырвала тот из его пальцев, в ответ получая взгляд, полный растерянности.
— Эй… — протянул мужчина в абсолютном непонимании, а Еын, чувствуя, как задрожали вдруг её руки, еле как вскрыла заднюю панель и уставилась во все глаза на прослушку. — Да это же прошлый век! — возмутился недовольно Джексон и похлопал себя по карманам. — А маячок куда подсунул, индюшара ты заднеприводный?
— А он встроенный, — нахмурилась девушка и посмотрела на Хубина, который, в свою очередь, пристально глядел на неё. — Умно, — не могла не признать она.
Мужчина, опираясь на трость, прищурился и окинул её внимательным взглядом. Еын сразу же очень сильно захотелось шагнуть назад, чтобы быть ближе к тому, рядом с кем страшно не было почти совсем, и едва заставила себя остаться на месте.
— А я тебя знаю, — протянул Хубин, кривя испещрённое жутко глубокими морщинами лицо. — Чхве Наын, верно?.. Большой сюрприз видеть тебя здесь.
Еын сглотнула, думая о том, что у него всё-таки действительно удивительно хорошая память на лица, и сжала ладони в кулаки, чувствуя, как искоса покосился на неё рядом стоящий Джексон. Это всё было, кажется, очень и очень плохо, пахло чем-то палёным, хотя девушка и задышала чуть проще, убедившись, что всегда экспрессивный Ким Югём не свихнулся настолько, чтобы так сильно испортить им всем жизнь.
— Не думаешь, что перегибаешь? — услышала Еын знакомый голос позади, полный наигранного безразличия, и поджала губы. — Зачем тебе это всё?
— Отличный вопрос, Мин, — хмыкнул в ответ Хубин, а затем, оперевшись о машину бёдрами, тростью указал на Джексона. — И наш с тобой общий друг дал отличный ответ: всё ради простого человеческого счастья.
— Ради бабла, — поправил его китаец, хмурясь и сжимая челюсть.
— Ну а я о чём говорю? — пожал плечами Хубин. — Ради счастья. Никто не виноват в том, что теперь оно измеряется в денежном эквиваленте. Хотя, погоди… Конечно, виноват. Всемирный заговор. Кажется, так это теперь любят называть?
— Ты собираешься весь рынок подмять под Индонезию, — хмыкнул Юнги. — Ты лишишься в итоге всего сам.
— Нет-нет, я собираюсь подмять его под себя, а ты, — хмыкнул он, — страшно мешаешь, понимаешь? Вечно болтаешь о нормах, об этом своём равновесии, экспорте, импорте, их соотношениях, про спрос и предложения… Эй, парень, поверь моему опыту — это всё чушь собачья. Будь вы более разумны, то поняли бы, какую выгоду мы все можем из этого извлечь.
— Да неужели? — сплюнул неприязненно Джексон. — Хочешь вылизывать жопу индонезийцам — пожалуйста, я же не…
Он закончить не успел, прерываемый звуком, который теперь наверняка снится будет Еын в самых страшных снах. Мужчина оглянулся, смотря на приближающуюся почти процессию из машин, а девушка подумала, что хуже наверняка быть уже не может. Их здесь всего трое, а людей, занявших противоположную сторону, — во много раз больше, и Еын совсем не хотелось даже предполагать о том, как всё это действо может закончиться.