30 декабря Лыков решился встретиться с начальником Главного тюремного управления Хрулевым. Долго колебался, но Азвестопуло уговорил шефа. Встреча состоялась в ресторане «Контан» в доме номер пятьдесят восемь по набережной Мойки. Заведение славилось замечательной французской кухней и румынским оркестром под управлением Гулеско. Алексей Николаевич явился с Сергеем, а Хрулев – со своим подчиненным статским советником Трифоновым. Должность последнего звучала заковыристо: состоящий за обер-прокурорским столом, сверх комплекта, в Судебном департаменте Правительствующего сената, старший делопроизводитель Главного тюремного комитета. Четыре чиновника уединились в кабинете и обговорили будущее сыщика. «Тюремщики» уже знали, что обвинительный приговор для него неизбежен. Они сочувствовали старому знакомому, с которым не раз пересекались по службе. Не дав Лыкову и рта раскрыть, Хрулев сразу взял быка за рога.
– Петербургское исправительное отделение подчиняется мне напрямую, минуя губернского тюремного инспектора. Я непосредственный начальник Кочеткова и переговорю с Никанором Ниловичем. Знайте, мы вас не бросим. Можете рассчитывать на особое к себе отношение. Окажем любую помощь в границах закона.
– Спасибо, Степан Степанович, – растрогался Лыков. – Не думал не гадал, что придется обращаться к вам с такой просьбой…
– Степан Степаныч поручил мне лично вести за вами надзор, – подхватил Трифонов. – Будем надеяться, что каторгу вам не присудят и вы действительно окажетесь в Литовском замке. Я бываю там раз в неделю как минимум. Всегда к вашим услугам, Алексей Николаевич.
– Благодарю! Знаете, в окружении недругов, бесправный и безгласный, поневоле захочешь дополнительной защиты.
Они обсудили способы той самой защиты, которая, очевидно, требовалась будущему арестанту Лыкову. В любой тюрьме правят «иваны», а вовсе не надзиратели. Особенно сильны фартовые по ночам, когда контроль за ними ослаблен. В Литовском замке наверняка были те же порядки, что и везде.
Исправительные арестантские отделения в карательной системе Российской империи занимали прочное место. Они были чем-то вроде переходного наказания между малыми сроками (тюрьма, где нет обязательных работ) и большими (каторга с обязательными тяжелыми работами). В последнее время власти уделяли им большое внимание. После отмены ссылки в Сибирь в отделения стали сажать бродяг, сразу на четыре года. Налетчики, воры, конокрады тоже получали работы первой степени, то есть те же четыре года. Формально этот срок был максимальным, дальше шли уже кандалы. Но если арестант подлежал разнородным наказаниям, сроки суммировались и добавлялись – не более чем в полтора раза выше высшего. Таким образом, в отделениях оказывались арестанты со сроком пять и даже шесть лет. Они и являлись самыми опасными для Лыкова. Бандиты и убийцы, не уличенные судом, получали ничтожные с точки зрения реально совершенных ими преступлений сроки. За то, что следователь хоть как-то сумел доказать. И вместо каторги патентованные злодеи попадали в исправительный дом. В среде себе подобных, но нижестоящих фартовых они правили бал.
В Литовском замке для таких имелось особое Шестое, оно же татебное, отделение. Верхушка уголовных, сумевшая запугать свидетелей и избежать кандалов, сидела именно там. По словам Трифонова, около двух десятков арестантов татебного этажа были не выявленными убийцами. Среди них могли оказаться бывшие клиенты Алексея Николаевича. Теперь они получали возможность свести с ним счеты.
– Как внутри замка сообщаются отделения? – задал важный вопрос Лыков. – И сколько их там вообще?
– Всего отделений шесть, – ответил статский советник. – Вам надлежит отбывать свой срок в Четвертом, там сидят лица привилегированных сословий. Первое отделение (еще их называют коридорами) – женское, оно строго изолировано от мужских. Второе – исправительное, там отбывают наказания лица, осужденные по пятой степени[55]. Они не переходят в испытуемые по малости срока. Считается, что среди них больше всего случайных преступников, угодивших в тюрьму по пьяному делу… Именно из Второго отделения такие арестанты, каким станете вы, нанимают себе работников. Последнее понятно или лучше объяснить?
Лыков сказал, что ему эта фраза понятна, но Сергей попросил дать разъяснения. Старший делопроизводитель сказал:
– Чтобы Алексей Николаевич покинул тюрьму досрочно, он обязан участвовать в тюремных работах. Это имеет глубокий смысл. Заключенный должен вернуться на волю с ремеслом, которое сможет его кормить и избавит от необходимости вновь нарушать закон.
– Ага, – подхватил Азвестопуло, – Лыков выйдет из замка квалифицированным сапожником!