Взаперти

Слова Трэвиса и его внешний вид, граничащий с лёгким безумием, повлияли на всех отрезвляюще. Никому не хотелось искать подтверждения его слов. Глядя на нас, и без того было всё понятно: помятый вид, обречённый взгляд, порезы и синяки, пятна крови на одежде и ботинках и сумасшедший парень Юсуф, что сидел в углу вагона, вцепившись дрожащими пальцами в остатки своих волос.

– Вставай, парень, – поднял его Трэвис, – скоро всё закончится.

– Вы так уверены, что всё закончится хорошо? – налетел на него всё тот же истерик.

– Про «хорошо» я ничего не говорил, я лишь сказал, что всё закончится, и всё на этом.

И в этом он был прав. Лучше уж ужасный конец, чем это бесконечное безумие. Я готов был уже умереть, разбиться во время прыжка, попасть под колёса, лишь бы только не находиться здесь.

Из купе Хосефы вышел Лембек.

Полянский смотрел в окно.

– Подъём уже близко. Через пять минут нужно будет спрыгивать с поезда. Возьмите девушку, не знаю как, но нужно, чтобы она спрыгнула с нами.

– Боюсь, что она умерла, – сказал тихо Лембек.

Замолкли все, кто был рядом, даже Юсуф поднял глаза, оголил свои заячьи зубы и громко захохотал. От его сумасшедшего хохота свело всё внутри, ещё сильнее, чем от вида трупов. Юсуф и сам был трупом. Когда мертво сознание, жизнь плоти – как жизнь мертвеца.

В купе Хосефы было непривычно тепло, свет до того холодного солнца вдруг стал тёплым и мягким. Девушка лежала на кушетке, стеклянным взглядом смотря в потолок. Полянский прощупывал пульс. Лицо её, до того просто бледное, стало фарфорово-белым, посиневшие губы неестественно искривились, взгляд не реагировал ни на что.

– Выведите всех людей в тамбур, – приказал Трэвис Лембеку, – быстро! Мы подъезжаем к возвышенности, на самой высокой точке скорость будет равна примерно десяти километрам в час.

Лембек и другие пассажиры послушно выходили из вагона.

– Она умирает? – спросил я, когда мы с Полянским остались одни.

– Можно сказать и так.

– Вы говорили, нужно противоядие.

– Говорил.

Он взял Хосефу на руки, приподнял и понёс на выход.

– Вы что же, будете прыгать вместе с ней? – испугался я.

– А есть другой выход?

– Сколько ей осталось?

– Жить? Не больше получаса, может, час, – смотрел на неё Полянский.

– Так зачем вы…

– Не знаю, может, чтобы всё-таки вспомнить, где я её раньше видел.

Я знал, что Полянский был тем ещё подлецом, я и сам им был и потому легко это чуял. Как животные находят друг друга по запаху, так и люди видят подобных себе. Но что-то изменилось сейчас. До того мне казалось, что страх превращал людей в монстров, что желанием выжить можно убить… Но здесь, в этом поезде смерти, всё было совсем по-другому. Здесь погибали живые тела и оживали мёртвые души, зарытые заживо под плесенью лжи и обмана, лёгких выгод и кровавых купюр. Здесь каждый имел новый шанс стать опять человеком, стать опять тем, кого он в себе потерял.

Мы все столпились у выхода.

Весь тамбур был забит людьми.

– Скорость на самой вершине приблизится к минимальной, женщинам и мужчинам с детьми лучше всего спрыгнуть последними. Тот, кто не боится сломать пару рёбер, может готовиться прыгать уже сейчас, – кричал Трэвис.

Он выставлял людей в шеренгу. На лицах каждого замер смертельный страх.

Полянский держал Хосефу и всматривался в её бледное лицо.

– Вы говорили, она вам знакома? – спросил он меня.

– Да, её голос, лицо, я откуда-то её помню.

– Где вы её видели, Берроу?

Я попытался порыться в памяти, но от этого не было толку. Память была пуста и дырява, как решето. Её покидали последние мысли, как люди этот вагон. Мне казалось, я позабыл сам себя. Что-то ныло внутри, будто напоминая о чём-то… О чём я забыл? О чём…

– Яхве воздаст, – сказал вдруг Полянский. – Вы вроде бы вспомнили это?

У меня ещё сильнее разболелся желудок, казалось, всё разрывалось внутри.

– Яхве воздаст, – повторил я, – Яхве воздаст…

Трэвис открыл дверь вагона – движение и правда замедлилось.

– Давай! – крикнул он.

Кто-то замешкался, цепляясь за поручни.

– Первый пошёл! – подтолкнул он кого-то в спину, тот с криком исчез в тумане.

Солнце сейчас светило по-особому ярко, будто специально слепило, не давая увидеть той пропасти, в которую летели все. Один за другим выпрыгивали пассажиры, одного за другим подталкивал Трэвис.

Яхве воздаст – крутилось у меня в голове.

Полянский смотрел на Хосефу, пытаясь вспомнить хоть что-то. И я ничем не мог ему помочь. Что я помнил? Её голос и запах, точно, я помнил её…

Яхве воздаст – пронеслось в восполненной памяти. Я будто пытался вспомнить забытый сон, но плохо что получалось.

Где я это слышал?

Яхве воздаст…

Дорога, машина, я еду по трассе, впереди только путь и проблески фар, красно-жёлтые огни сливаются в множество светящихся пятен.

Я поворачиваю голову. В машине я не один…

Меня будто пронзило током изнутри, из кричащей памяти, что обрушила на меня всё, что я почему-то забыл.