Взбаламученное море

– Эта очень известная, – отвечал ей, с некоторою досадою, Бакланов и желал, видно, пополнить ее сведения в этом случае: – их три брата были посажены тут и прикованы к столбам. Один из них видел, как двое братьев его умирали, и не мог ни подать им руки, ни принять их прощального взора. Наконец освободили человека, а он не идет, не хочет: в темнице своей все похоронил, и любовь свою и молодость!

– А долго ли он сидел? – спросила Софи.

– Долго.

– Когда же это было, давно?

– Давно.

– А за что его посадили?

На этот вопрос Бакланов решительно не знал, что отвечать.

– За совершенно правое и законное восстание, во время, знаешь, этих религиозных войн и всего этого вообще движения, – отвечал он ей общею фразой.

– Может быть, это и не правда, – заметила Софи.

– Все равно это!.. Тут главное дело в ощущениях узника которые схвачены у поэта неподражаемо! – подхватил Бакланов.

Но Софи, кажется, оставалась совершенно равнодушна к этому достоинству.

– А вот это ведь Женева велеет. Это Женева? – спросил он гребцов.

– Qui, monsieur! – отвечали те в один голос.

– Вот, около нее, – продолжал Бакланов, обращаясь снова к Софи: – в Фернее жил другой философ, Вольтер, «сей циник, поседелый», «умов и моды вождь, пронырливый и смелый»! Знаешь эти стихи?

– Знаю, – отвечала Софи и сказал неправду. – А что, в Париж чрез Женеву надобно ехать? – прибавила она.

– Через Женеву.

– Так поедемте лучше туда. Здесь решительно больше нечего делать.

– Как нечего? Гулять надобно! – возразил Бакланов.

– Мы и то уж нагулялись, – заметила на это Софи.

– Вот кататься бы в лодке! – продолжал Бакланов.

– Сегодня накатались! – опять объяснила Софи.

На другой день они в самом деле поехали на пароходе в Женеву.

При виде каменных тротуаров и с большими окнами магазинов, героиня моя точно ожила. Не теряя времени, она пошла и купила себе цепочку, часы, бинокль.

– У тебя ведь все это есть! – заметил было ей Бакланов.

– Но у меня все такое дрянное, – отвечала Софи.

– Где ж дрянное? – возразил он и пошел нанимать коляску, чтоб ехать в Ферней.

Проезжая мимо маленького, с памятником островка, Бакланов сказал Софи с увлечением:

– Это остров Жан-Жака Руссо!

Она кивнула головой, как бы дело шло о знакомом и надоевшем предмете. Дорога шла все в гору. Когда поднялись на довольно значительную вышину, извозчик обернулся и, указывая хлыстом на даль, проговорил:

– Это Монблан!

– Чудо, прелесть! – восклицал Бакланов.

Софи сидела молча.

Наконец они доехали до цели своей поездки.

– Это такой-то замок! – воскликнула Софи, увидя весьма небольшой домик.

Бакланов стал по ступеням крыльца подниматься с каким-то благоговением.

– C'est le salon de monsieur Voltaire! – произнес провожавший привратник.

Софи осмотрела кругом.

– Печи точно у старинных помещиков в домах, – проговорила она, как бы даже с сожалением.

На урне, стоящей на пъедестале, было написано:

«Son esprit est partout,
Et son coeur est ici!»

– Тут пепел от его сердца хранится! – пояснил Бакланов.

Софи ничего ему на это не сказала, но сделала больше насмешливую, чем уважительную мину.

В спальне великого мыслителя и поэта они увидели альков с оборванным потолком и портрет императрицы Екатерины.

– Каким же образом тут портрет нашей императрицы? – спросила Софи Бакланова.

– Она была друг Вольтера, неужели ты этого не знаешь? – отвечал он ей.

– Очень мне нужно было это знать! – произнесла Софи.

Бакланов покачал только головою.

Он уж очень хорошо понимал, что подруга его для искусств, для поэзии, для красоты природы была решительно существо непроницаемое!

7. Бакланов в Париже

Поезд железной дороги не шел, а летел.

На станциях все красивей и красивей стали попадаться наполеоновские жандармы.

Софи свое запыленное личико обтерла одеколоном и поправила несколько свой костюм.

Бакланов, в каком-то лихорадочном волнении, беспрестанно заглядывал вперед.

– Видать уж! – произнес он, почти со слезами в голосе и откидываясь на спинку дивана.

– Я остановлюсь в гостинице Баден; а ты, пожалуйста, где-нибудь в другом отеле! А то в Париже пропасть русских… – сказала ему Софи.

– Хорошо… ты это мне пятый раз говоришь! – отвечал он ей с досадой.

Стали наконец мелькать дома чаще и чаще, и наши путешественники въехали под арки вокзала.

Вышли.

– Что-то увидим? – произнес Бакланов.

– Да и у меня сердце бьется, – отвечала ему Софи.

Софи, в покойном, красивом ремизе, весело мотнув головой, сейчас же скрылась в ближайшем переулке.

Бакланов взял себе другой экипаж.

– Куда угодно ехать господину? – спросил его извозчик.

– В какой-нибудь отель, недалеко от отеля де-Бад.

– В отель де-Лувр! – произнес кучер, получивший из отель де-Лувр более на водку, чем в других отелях.

– Ну хоть туда! – сказал Бакланов.

Солнце между тем светило полным своим блеском на белые дома и на гладко вымощенную мостовую.