Взбаламученное море

– Это уж моя обязанность, ваше превосходительство, как честного человека! – отвечал Бакланов.

– Надеюсь, – повторил старик, еще раз пожимая руку Бакланова: – что ни отцу, ни матери, ни другу, ни даже во сне, ни звука об этом.

– Ваше превосходительство?!. – мог произнести только Бакланов и далее не счел за нужное и говорить.

– Понимаю вас, – сказал генерал и они расстались.

На другой день Бакланов был отозван из комиссии к другим занятиям, более подходящим, как сказано в предписании, к его образованному уму.

«Что это?.. Не может быть!» – восклицает, вероятно, и по преимуществу великосветский читатель.

Что делать!.. – смиренно отвечаю я: – очень уж зафантазировался, написал то, чего никогда не бывает, – извините.

16. Почти осуществившаяся мечта

Ничто так дурно не скрывается, как то, что желают скрыть.

Через неделю весь почти город говорил об описанной мною сцене, и она решительно подняла молодого человека на степень героя: в России любят, когда грубят начальству!

Бакланов сам своими ушами слышал, проходя по тенистому городскому саду, как одна дама, указывая на него другой даме, проговорила торопливо:

– Посмотри, это Бакланов!

– Какой? – спросила та.

– Ах, Боже мой! Неужели не знаешь? Тот, что так славно проучил…

– Ах, да! – перебила ее подруга: – какой он однако молодец из себя.

Бакланов при этом только выпрямился и шел грудью вперед.

Службу свою он совершенно кинул.

«Будет уж! Доблагородничался чуть не до каторги!» – рассуждал он самолюбиво сам с собой и каждый день ходил гулять в сад, с одной стороны – ожидая, не услышит ли еще раз подобного отзыва, а с другой – ему стало представляться, что в этом саду он непременно встретит какую-нибудь женщину, которая влюбится в него и скажет ему: «я твоя!». Представление это до такой степени стало у него ясно, что он и самого сада не мог вообразить себе без этой любовной сцены, как будто бы сад для этого только и сделан был. Столь уверенно воображаемое будущее редко не сбывается: раз Бакланов увидел идущую впереди его, несколько знакомою ему походкой, молодую даму. Он поспешив ее обогнать и сейчас же воскликнул:

– Панна Казимира!

– Ах, Боже мой, Бакланов! – проговорила та, сильно покраснев и скорей как бы испугавшись, чем удивившись.

– Да сядемте же здесь! Постойте! – говорил Бакланов, беря ее за обе руки и дружески потрясая их.

Панна Казимира опустилась с ним на скамейку.

– Но как вы здесь, скажите? – говорил Бакланов.

– Я здесь замужем.

– За кем?

– За вашим приятелем, за Ковальским.

– А! – произнес протяжно Бакланов.

Казимира помотрела ему в лицо.

– Я знала, что вы здесь… – сказала она после небольшого молчания.

– Как же не грех было не прислать и не сказать?

Казимира стыдливо усмехнулась.

– И то уж хотела писать, – отвечала она.

– Но где же вы живете здесь? – спросил Бакланов.

– Я живу у одних Собакеевых; с ними в городе, а муж мой у них управляющий в деревне.

– Что ж вы у них – компаньонка, экономка?

– Да и сама не знаю: то и другое… Чудные люди, превосходные… Я вот таких вас, Александр, да их только и знаю.

– Merci, – сказал Бакланов и, взяв ее опять за руки, поцеловал их: – какие нынче у вас славные руки! – прибавил он.

– Жизнь-то понежней стала! – отвечала Казимира с видимым удовльствием.

– Стало быть, вы совершенно счастливы с вашим мужем?

– С мужем? – спросила, как бы совершенно не ожидавшая этого вопроса, Казимира.

– Да! Как вы за него вышли?

– А я и сама не знаю, как: он ходил еще при вас ведь… Вы уехали, я и вышла.

– И всему прошедшему, значит, сказали прости!

– Чему говорить-то было? Нечему!

– А мне казалось, что было чему, – сказал Бакланов кокетливо.

– Что было, то и осталось, – отвечала с улыбкою Казимира.

– Осталось? – произнес Бакланов и пододвинулся к ней поближе.

– Гм, гм! – отвечала Казимира.

– А шутки в сторону, – продолжал Бакланов: – дело теперь прошлое: скажите, любили вы меня?

– Не помню уж, – отвечала Казимира.

– Ну что, Казимира, скажите, – говорил Бакланов, беря ее снова за руку.

– Ну, любила! – отвечала она как-то порывисто.

– И я ведь тогда благороден был в отношении к вам, согласитесь с этим: я многого мог бы достигнуть.

– Были благородны, – отвечала Казимира.

– И за это самое, – продолжал Бакланов: – вы по крайней мере теперь должны меня вознаградить.

– Чем же мне вознаградить? – сказала Казимира.

– Любовью.

Казимира грустно улыбнулась.

– Теперь это немножко трудно.

– Напротив, теперь-то и возможно: другое дело, когда вы были девушкой, когда от этого зависела участь всей вашей жизни, – тогда другое дело; но теперь, что же может препятствовать нашему счастью?

Казимира качала только головой.

– Теперь какие, кроме самых приятных, могут быть последствия из того, что вы меня полюбите? – продолжал Бакланов, опять беря ее за руку.

– А такие, – отвечала Казимира: – что я-то еще больше вас полюблю, а вы меня презирать станете.

– Ей-Богу, нет! – воскликнул Бакланов.

– Погодите, постойте, вон идут! – сказала Казимира, в самом деле указывая на двух, неторопливо проходивших по дорожке мужчин. – Прощайте! – прибавила она.

– Посидите! – упрашивал ее Бакланов.