Вздох до смерти (СИ)

Горячая ладонь ложится поверх моей руки, до сих пор лежащую на ключице, опускает ту вниз, задерживается на какое-то время в таком положении…

И…

Мужские пальцы очерчивают контуры проявляющегося засоса, метка удостаивается лёгкого, почти невесомого, поцелуя своего хозяина, а в следующую секунду…

Ладонь, что была так нежна, сжимается на моём горле, заставляя запрокинуть голову чуть назад. Сокол, уткнувшись носом в район виска, прикрывает глаза. Мужское дыхание тяжелое, словно после долгой пробежки, скулы заострились, придавая убийце более хищный вид, шея словно стала в два раза больше, вены вздулись…

Арис был на грани.

Не было ни единой мысли в голове. Только страх. Огромный и всепоглощающий страх.

Мне оставалось лишь наблюдать за мужчиной, ловить каждое его мимолётное движение, вздох и… И просто ждать.

Ждать. Ждать. Ждать.

Ждать…

- Винсент до сих пор планирует свадьбу, - спокойно, как-то мягко даже прошептал Соколов, отчего сердце моё забилось в разы сильнее, а глаза распахнулись до предела.

Последний раз я списывалась с Нортоном младшим ещё вчера в обед, он хотел уточнить список гостей на нашу свадьбу, а потом всё так быстро завертелось, что про «выгодного жениха» забыла, как и про собственный телефон.

«Видимо Винс написал или позвонил, а Арис увидел на смартфоне входящее уведомление. А ему ведь ничего не стоило набрать Нортона для мужского разговора».

Хотелось не просто сквозь землю провалиться, а рухнуть в самый Ад!

Сокол после встречи с моим отцом сразу дал понять, что Винсент останется в прошлом и только, а я предала: за спиной возлюбленного строила планы на «спокойную» жизнь, готовилась к свадьбе… Но после неопровержимых доказательств вины Чарсова, нарытых Молотом, все мои планы канули в лету, а жизнь поставила большую жирную точку в конце строки. Объясняться перед Аристархом сейчас было и бесполезно, и опасно. Во-первых, я была виновата со всех сторон. Во-вторых, Сокол раскусит мои намерения за секунду, а потом точно закроет в подвале. Но надо было срочно что-то решать, пытаться как-то выкрутиться из ситуации, или хотя бы не усугубить её ещё больше. Только Арис сам всё разъяснил…

На несколько секунд мужчина отпустил меня, а я терялась в догадках о том, что творится в голове у одного из самых опасных людей этого мира.

И вот, Арис надел мне на шею колье, подаренное Кратом, а я непроизвольно сглотнула слюну. Соколов медлил, только ладони вернул на места, чтобы потом сильнее дёрнуть меня за шею назад, вновь укусив за ухо.

- Ты – моя, Ангел. Моя, - жёстко прочеканил мужчина, разворачивая мою голову на девяносто градусов и обрушивая на губы грубый подчиняющий поцелуй.

«Твоя, любимый. Всю жизнь принадлежала тебе, и после смерти ничего не изменится. И ты поймёшь, насколько сильно я тебя любила… Поймёшь, когда враг будет повержен, а ты продолжишь жить. Любимый мой, ты всё поймёшь…».

25 глава

«Он прекрасно знает, что является для меня всем, даже жизнью. Я бы не пережила его смерти, ведь потеряв того, кого любишь, больше не хочется жить, хочется исчезнуть, сгинуть, но не терпеть возникшую пустоту».

(с) Харпер Маверик

Чрезмерное внимание сегодняшней спутницы Германа ко мне нервировало и заставляло волноваться. Алина только на первый взгляд производила впечатление милой и наивной девушки, но эта роль ей безумно шла: невысокая хрупкая блондинка с голубыми глазами никак не могла попасть в список «Опасен». Единственное, что могло в ней насторожить – татуировка на шее, тянущаяся по позвоночнику и скрывающаяся под плотным чёрным шёлком дорогого платья. Девушка была необычно красива, сегодня всё внимание должно было принадлежать ей, только вот взгляды присутствующих словно приклеились ко мне.

Почему?

Рядом с Аристархом была Я, а не Алина. Это Я была помечена им. «Клеймо» мужчины было лучше громких слов.

А Алина…

Алина пугала меня. Цепкий взгляд голубых глаз больше нервировал, а моё ошибочное мнение о красавице после первого знакомства – только мой косяк, основанный на невнимательности. Калинская являлась подругой Германа – вот, что именно пугало.

Я успела изучить друга, знала кого он подпускает к себе, а Алину… Алину приятель подпустил чересчур близко. Молот никогда не был столь открытым человеком, чтобы подпускать к себе какую-либо девушку, пусть бы она и помогала ему в чём-то.

Герман любил Калинскую?

Любил. Но любил никак женщину, а как сестру, как старого верного товарища…