3. Врача «скорой помощи», двадцативосьмилетнего доктора медицины Вильда, который занимался пострадавшей. У той была рваная рана на лбу, кровоподтеки на левой руке и ссадина на правом бедре.
Петцольд:
— Если позволите, комиссар…
Кребс:
— Разумеется, расскажите мне все, что вам кажется важным, коллега, но по возможности тихо.
Петцольд:
— Не нравится мне этот врач, как его, Вильд. Не повезло нам с ним! Он никогда не допускает к пострадавшей и просто помешался на психологии. Безостановочно твердит о шоке, стрессе и тому подобном. Не дал мне даже записать ее данные.
Кребс:
— Ну, как-нибудь мы справимся. Главное, он как следует ею занимается и сможет успокоить.
На балу холостяков, который ежегодно проходил в Фолькс-театре, Сузанна Вардайнер почти не уходила с танцплощадки. Она веселилась от души, и Петер Вардайнер не имел ничего против.
— Желаю повеселиться — напутствовал он.
И фрау Сузанна танцевала. С вице-президентом крупной компании, потом с госсекретарем министерства внутренних дел и даже с баварским министром промышленности. Но с каждым — только по разу. Только с театральной звездой Александром Бендером — уже третий. Петер Вардайнер это тут же заметил.
— Ты меня хочешь спровоцировать, — оказал он, смеясь, — или доказать, что ко всем моим заботам мне нужно еще беспокоиться о тебе?
— Почти угадал, — улыбнулась она. — Ты забавляешься тем, что выдумываешь всякие журналистские штучки, и забываешь обо мне. А я хочу наслаждаться жизнью!
— Но я ведь тебе ни в чем не препятствую!
— Знаешь, Петер, твое великодушие последнее время действует мне на нервы! Неужели это все из-за Шмельца?!
Не столько из-за него, как ради справедливости, которая должна наконец восторжествовать, — убежденно заявил Вардайнер. — Этим вечером множество людей говорило со мной о предстоящей кампании. Удивительно, как быстро все становится известным. И все говорили о ней с признательностью, а большинство и с поддержкой.
— Может быть, — скептически протянула Сузанна. — Кто таскает каштаны из огня для других, всегда может рассчитывать на аплодисменты. В основном от людей, которые сами боятся испачкать руки!
— Сузанна, ты сейчас выглядишь просто изумительно!
— Если это правда, то тебе пора взяться за ум и решить жить впредь только ради меня, ради нас двоих. Подумай как следует. Если не решишься, мне придется решать самой. Может быть, не в твою пользу. Но только для того, чтобы ты взялся за ум.
Никос К.:
— Прежде всего я вас хотел бы уверить, что греческая полиция старается всем возможным содействовать своим иностранным партнерам и вообще всем иностранцам. К сожалению, мы встречаемся и с тем, что некоторые из них злоупотребляют нашим гостеприимством. Одним из таких людей оказался Хорстман.
У нас он появился с рекомендательным письмом от своего шеф-редактора, который известен как просвещенный любитель и ценитель греческой культуры. Поэтому мы, ничего не заподозрив, позволили Хорстману ознакомиться с жизнью нашей армии, с нашими тюрьмами. Представьте, как мы были поражены, когда, вернувшись домой, наше доброжелательное отношение он обернул против нас. И более того, он попытался проникнуть в личную жизнь некоторых наших уважаемых граждан. К счастью, наши сотрудники вовремя его задержали в тот самый момент, когда он пытался проникнуть в некую виллу.
Фон Гота:
— Чья это была вилла? Как долго он был под арестом и каким образом его выпустили?
Никос К.:
— Хозяйка виллы — Мария К., одна из любимейших наших актрис. Хорстман был под арестом всего сутки — минимальный срок, чтоб мы могли произвести предварительное расследование. Вам мы приготовили копию протокола о задержании. Тут же и решение о его депортации из страны. И его заявление, которым подтверждается, что обращались с ним вполне по закону.
Кребс:
— Так вы нам вообще ничего не хотите сказать?
Пострадавшая:
— Нет!
Инспектор Михельсдорф:
— Ее зовут Хелен Фоглер, ей двадцать пять лет. Уже два года состоит на учете как особа без постоянной работы и без законных источников доходов. Остальные данные найдем в архиве.
Кребс:
— Это правда?
Хелен Фоглер с трудом приподнялась. Врач «Скорой помощи» поддерживал ее. На Кребса она и не взглянула.
— Я обязана отвечать?
Врач:
— Вы ничего не обязаны — только дать обследовать себя. В таком состоянии вы не обязаны отвечать ни на какие вопросы.
— Доктор прав, — признал Кребс. Он снова взглянул на пострадавшую, и то, что увидел, глубоко врезалось в память.
На грязной улице перед ним бессильно лежала раненая женщина, с измазанным кровью лицом и в порванном платье. Но все-таки было в ней что-то удивительно привлекательное. Огромные грустные глаза словно молили о помощи. Она всхлипнула: