Взгляд

– Ты еще мал и не представляешь, как это сложно, управлять государством. Особенно – хорошо управлять. Плохо управлять – не стоит труда, десятки монархов по всему миру доказали это. Я была намного старше тебя, когда умер дядя, но знала об управлении не так уж много. Меня готовили к другому. Я должна была стать помощницей короля, а не самим королем. Мой муж Альберт при жизни старого короля из страха перед монархом еще хоть как-то притворялся заинтересованным в государственных делах, но после его смерти моментально переселился в казармы и конюшни. Когда он, позвякивая всем навешанным на него железом, входил в тронный зал и садился на трон, я каждый раз боялась, что под всей этой тяжестью старый деревянный помост может проломиться. Впрочем, надо сказать, что явление Альберта случалось не часто. К концу первой недели после коронации я боялась пошевелить головой. Мне казалось, что при любом неосторожном движении она может расколоться посередине, как зрелый орех. Бесконечная вещи, которые я должна была знать или запомнить, нескончаемые сверхсрочные решения, которые я должна была принять, самые неожиданные люди, которых я непременно должна была выслушать….

Я чувствовала, что тону во всем этом. Как-то поздно вечером от усталости я заблудилась в своем собственном замке (не забывай, что я выросла на севере в замке Фъёберрен, а здесь жизнь моя ограничивалась весьма небольшим числом комнат). Я оказалась в западном заброшенном крыле. Когда-то в западную башню ударила молния, разразился ужасный пожар, и сгорело практически все, в том числе и королевские апартаменты. Все быстро отреставрировали, но дядя не стал туда возвращаться. Согласно его пожеланием, отделали восточные покои, а восстановленные достались моим «родителям». После их смерти комнаты проветрили, вычистили, обезличили и закрыли. Изредка служанки обмахивали с мебели пыль и вновь закрывали тяжелые двери. Со временем об этой части замка как бы позабыли. Я оказалась совсем одна в пустых гулких залах, припорошенных пылью. Мои шаги гулко отдавались во тьме и в моих висках. Пламя свечи в лампе дрожало от страха в моих руках, играя золотистыми отблесками на серебристых лужах лунных лучей, разлитых по паркету. На стенах плясали свой дьявольский танец забытые тени. С детства я смутно помнила, что где-то рядом должна быть лесенка, что ведет прямо к переходу в северное крыло. Тяжелая бархатная портьера обсыпала меня золотистой пудрой пыли, и прямо за ней начинались выщербленные временем ступени. Поднявшись по темной винтовой лестнице, я открыла заплетенную паутиной дверь. Дрожащее пламя свечи, отразившись в большом зеркале, осветило дальний угол, узкое скуластое лицо, темные глаза… Я вскрикнула и потеряла сознание. Из темноты на меня смотрел Он…

– Кто «он», бабушка? Призрак?

Мальчик не выдержал долгого молчания королевы. В конце концов, Аврелий был всего лишь ребенком. Загадочная история увлекла-таки живое воображение юного любителя книг. Это он шел вместе с юной королевой под гулким сводом зала, отважно улыбался мрачным фигурам и застывшим у закопченных стен рыцарских доспехам. Это ему неведомый призрак вот-вот должен был раскрыть свои ужасные тайны.

Королева вздрогнула, словно очнувшись от неведомых мальчику грез, улыбнулась Аврелию и продолжила свой рассказ.

– Я не знаю, сколько прошло времени, но, по-видимому, немало. Когда я очнулась, все вокруг мерцало и переливалось от многочисленных огней, отовсюду доносились взволнованные голоса. Кто-то бережно поддерживал меня за плечи, а у губ словно сама собой возникла фляга с водой. Я не очень хорошо помню, что было дальше. Говорят, что я кричала как умалишенная и не переставая звала его. Повторяла вновь и вновь:

– Где он!? Пустите! Я видела, Он там…. Пустите….!!!

В замке к происшедшему отнеслись очень по-разному. Слуги привычно жалели меня и костерили на чем свет стоит нерадивую охрану. В кухне и людской таинственно закатывая глаза, шепотом передавали друг дружке:

– Это дядя-король ей являлся! Как есть он! Беспокоится, видать, владыка, не верит он этому Альберту…! Да ведь и есть о чем беспокоиться-то! На Альбину только и надежда наша…

Просвещенный двор вместе с приглашенными лекарями списал все на мою молодость, усталость и дурную наследственность матери-неврастенички. Альберт же равнодушно пожал плечами, прислал ко мне новую камеристку погрудастей и приказал ей следующее:

– Ты за ней последи, а то черт его знает, что еще курьезного может выкинуть беременная баба! (Надо сказать, что я и вправду тогда носила под сердцем своего старшего сына – твоего дядю.)