Взгляд

«Как в чистом поле, — не раз думал Одонич, любуясь натуральностью обстановки, — бесспорно, мой дом не является подходящей для укрытия территорией».

Именно поэтому казалось, что применяемые средства предупреждения позволили добиться желаемого результата. Одонич заметно успокоился и даже чувствовал себя вполне счастливо. И ничто бы не нарушало святой тишины, если бы не некие детали, в конце концов, достаточно невинные по своей натуре, если бы не некоторые, такие смешные детальки…

Однажды вечером Одонич несколько часов без перерыва работал не смыкая глаз над довольно значительным научным трудом, который планировал напечатать в ближайшем будущем. Работа из раздела естественной науки, опровергала некоторые новейшие биологические гипотезы, демонстрируя их беспомощность относительно феноменов, которые наблюдались в жизни созданий на границе между миром растений и животных.

Утомленный долгим буйством мыслей, отложил на минуту перо, склонил голову на кресло, положив правую руку на письменный стол и выпрямив уставшие от писания пальцы…

Но — содрогнулся, ощутив под ними что-то мягкое и податливое. Невольно отдернул руку и посмотрел внимательно на правую часть стола, где всегда лежало тяжелое массивное порфировое пресс-папье. И с удивлением увидел, что вместо камня лежит кусок сухой пористой губки.

Протер глаза и дотронулся рукой до предмета. То была губка! Типичная, светло-жёлтая губка — spongia vulgaris…

— Что за чёрт? — произнёс вполголоса, вращая её в пальцах во все стороны. — Откуда она у меня взялась? Я никогда не моюсь губкой. В конце концов, маловата для такого использования. Хм… особенно… Но где же, чёрт побери, подевалось пресс-папье? Всегда годами лежало на этом самом месте.

И начал искать по всему столу, заглянул в ящик, под стол: напрасно; камень исчез без следа. На его месте лежала губка, обычная, будничная губка… Нечисть шалит, что ли?

Встал из-за стола и начал нервно ходить по комнате.

— Почему губка? — размышлял обеспокоенно. — Почему именно губка? Настолько же уместно мог бы быть утюг или кусок бревна с плота.

— С твоего разрешения, дорогой, — отозвался в нем неожиданно какой-то непрошеный голос, — это не то же самое. Даже такие появления имеют вполне определенные причины. Забываешь о том, что уже несколько часов находишься исключительно в мире гидр, актиний, губок и им подобных кишечнополостных.

Одонич остановился в центре комнаты, поражённый таким выводом.

— Гм, — буркнул, — действительно, такие мысли терзают меня уже несколько часов. Но что с того, к чёрту?! — крикнул вдруг во весь голос. — Это еще не объяснение!

И снова покосился на стол. Но с огромным удивлением увидел здесь вместо губки исчезнувшее пресс-папье. Лежало себе тихо и спокойно, совершенно невинно, на определенном для него раз и навсегда месте. Одонич провел рукой по лбу, протер еще раз глаза и убедился, что не грезит: на столе лежало пресс-папье, порфировое пресс-папье с гладким, точёным шариком посередине. И ни следа губки — так, будто никогда её здесь и не было.

— Призрак! — подытожил. — Галлюцинация под влиянием перенапряжения.

И вернулся за стол. Но как-то не удалось ему уже собрать воедино ни одной связной мысли в ту ночь; «призрак» не давал ему покоя и, несмотря на усилия, не мог сосредоточиться на работе…

История с губкой была как бы вступлением к другим подобным явлениям, которые с тех пор всё чаще стали его преследовать. Вскоре заметил, что и другие предметы в комнате «исчезают» на время с его глаз, чтобы через минуту появиться снова на своем месте. Кроме этого, неоднократно находил на письменном столе самые разнообразные вещи, которых там никогда прежде не было.

Однако самым интересным в этом всём была та особенность, что феномены возникали одновременно с интересом, который вызвали предметы перед моментом их исчезновения в воображении Одонича: действительно, перед тем он размышлял о них весьма активно.

Достаточно было ему с некоторой долей внутренней уверенности подумать, скажем, что, какая-то книжка потерялась — как через минуту, действительно, подтверждалось ее отсутствие в книжном шкафу. Так же, как только представлял себе путем возможной пластичной экзистенции какой-то предмет на столе, то сразу же и убеждался наглядно, что тот предмет на самом деле появлялся там, как по заказу.

Эти феномены очень его встревожили, пробуждая серьёзные подозрения. Кто знает, не новая ли то загадка? Порой возникало впечатление, что это новое наступление «неизвестного», только запущенное с другой стороны и в иной форме. Медленно вырисовывались определенные выводы, с неумолимой уверенностью формировалось определенное мировоззрение.

— Существует ли на самом деле окружающий меня мир? А если существует, то не является ли он произведением мысли, которая его формирует? А может, всё является только лишь вымыслом некоего глубоко задумавшегося естества? Там, где-то, за краем мира, кто-то постоянно, кто-то от начала времён мыслит — а весь мир, и вместе с ним бедный человеческий народец является всего лишь результатом тех вековечных дум!..