«ВЗГЛЯД» - БИТЛЫ ПЕРЕСТРОЙКИ. ОНИ ИГРАЛИ НА КРЕМЛЁВСКИХ НЕРВАХ

Памятник был открыт. Присутствовавшие на открытии с изумлением обнаружили, что тексты на русском и хорватском языках не вполне идентичны. По-русски: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память». Но в хорватской версии расставлены акценты: «Здесь 1 сентября 1991 года, в первые месяцы Отечественной войны, члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов».

Я об этом нюансе узнал, лишь читая комментарии к своему тексту, опубликованному в «Комсомольской правде» после открытия. Там же, кстати, отметился и Юрий Бычков: «Спасибо за память и памятник. Видимо, я был среди последних соотечественников, видевших Виктора и Геннадия в живых. Мы дружили. Я работал первым секретарём посольства. 1 сентября мы все привели своих детей на торжественную линейку в нашу школу в Белграде. Потом дети пошли на первый урок, а Виктор и Геннадий заторопились отъезжать в Хорватию. Я предложил немного задержаться, отметить День знаний. «В другой раз», – сказали ребята. Но другого раза не было. Замечательные люди, прекрасные профессионалы. Вечная им память».

Вопрос – ответ

Владимир Мукусев – друг Виктора Ногина и коллега по работе – все эти годы продолжал своё личное расследование: несколько раз выезжал в Хорватию частным образом. Я попросил его ответить на несколько вопросов.

– Володя в 1993 году ты – как депутат Верховного Совета – инициировал создание специальной парламентской комиссии по делу Куринного-Ногина. Кто, кроме тебя, возглавлявшего команду, туда входил?

– Из депутатов в комиссию входил заместитель председателя Комитета Верховного Совета по правам человека Николай Аржанников. В моём распоряжении были все технические службы этого комитета, так как я тоже работал там на постоянной основе.

– Как сербские юристы реагировали на твою работу на Балканах? Как относились к Милану Мартичу, которого позднее Международный суд в Гааге приговорил к 35 годам заключения?

– После того как Милан Мартич при личной встрече дал мне сутки, чтобы я убирался со своими ищейками из Сербской Краины, а иначе нас будут искать дольше, чем тех, кого мы ищем, я поехал в город Глину к окружному прокурору. Я рассказал ему об угрозах Мартича и попросил его о помощи. Единственное, что он смог сделать, – это показать уголовное дело, возбуждённое военной прокуратурой ЮНА в сентябре 1991 года. Ознакомившись с ним, мы убедились в его предвзятости и небрежности. После чего прокурор выписал постановление о возбуждении нового уголовного дела о пропаже журналистов и предоставил мне право официально участвовать в расследовании, что предопределило его успех. Что касается сербских милиционеров, они делали всё, чтобы помешать работе.

– В каком составе комиссия ВС выезжала в Белград?

– В мою комиссию входили два полковника ПГУ и представитель Генпрокуратуры. В Белграде к нам подключились работники посольства.

– Были контакты с югославскими коллегами-парламентариями?

– Местная Скупщина старалась блокировать нашу работу.

– Ты присутствовал на раскопках предполагаемого места захоронения своих друзей?

– Естественно. Ведь я их и организовал.

– Ты помнишь, как Борис Ельцин обнародовал указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета России? Какова была реакция?

– Свою реакцию не помню. А вот наш посол в Белграде не без удовольствия рассказал мне историю о том, что в начале пятидесятых годов, когда у них гостил маршал Жуков, пришло сообщение о снятии его с поста министра обороны. «Так вот мы, – сказал посол, – его даже не задерживали. Он сам всё понял и уехал». Разговор этот состоялся на крыльце посольства. Внутрь меня не пустили.

– Наши журналистские организации помогали тебе в твоей работе по расследованию гибели журналистов?

-Нет.

– Действительно ли представитель «Известий» заявил во время церемонии открытия памятника, что ставить его рано?