Взгляд Горгоны

— Что? Нет, я даже не видел ее. Она ничего о тебе не знает. Уверен, она хотела прийти, но не смогла. — Теперь Кол прижимался спиной к каменной стене, крепко зажмурившись. — Послушай, просто отдай мне Арганду, и я уйду. Я постараюсь привести сюда Конни в другой раз.

Холодный палец едва коснулся его щеки — нет, это был не палец, это было молниеносное прикосновение змеиного языка. Он еле сдержался, чтобы не закричать от страха. Другая змея скользнула по его плечам, обвиваясь вокруг его горла. Он чувствовал сухое дыхание горгоны у самого своего лица.

— Убить его? — спросила горгона.

В ответ раздался топот копыт из глубины пещеры.

— Не нужно, — произнес голос, которого Кол никогда раньше не слышал.

Эти слова эхом отозвались в его теле, отдавшись у него в костях.

— Оставь его мне. Он все еще может быть нам полезен. Отведи взгляд, чтобы он мог посмотреть на меня.

Кол почувствовал, как отодвинулись змеи.

— Мальчик, подойди и поприветствуй меня! — приказал голос.

Кол с опаской приоткрыл глаза. Горгона стояла спиной к нему и смотрела на вход в пещеру. Из темноты выступил пегас — крупный, с огромными крыльями цвета стали, могучими плечами, иссиня-черной гривой и сильными мускулистыми ногами. Он фыркнул и рысью двинулся к Колу — грациозно, несмотря на свои размеры, он подошел достаточно близко для того, чтобы Кол смог взглянуть ему в глаза — странные глаза: один золотистый, а другой ядовито-желтый, — совершенно не подходящие для этого существа.

Кол колебался. Он был ошеломлен и смущен и чувствовал, что не способен соображать как следует, глядя в эти глаза. Что-то было не так: он не чуял этого пегаса издалека, как это было с Жаворонком.

«Поприветствуй меня! — снова раздался угрожающий голос, на этот раз уже в сознании Кола. Он чувствовал себя так, будто дверь к тем узам, которые связывают его с Жаворонком, грубо взламывают ломом. Он схватился за виски. — Поприветствуй меня, трус!»

На этот раз у Кола не было выбора. Он протянул руку и дотронулся до пегаса.

Бах! Его тело будто пронизало током. Он вскрикнул, но руку убрать не смог: казалось, его запястье держали железной хваткой. Это был не контакт — это было вторжение. Кол был повержен и растоптан темным сознанием, налетевшим на него, как бешеное стадо. Он перестал понимать, кто он и где находится, а безжалостные копыта били и швыряли его, оглушенного и не способного к сопротивлению. Он упал, прислонившись к пегасу и едва не зарывшись лицом в его душную гриву, а потом соскользнул на пол.

Довольный такой легкой победой, пегас по-хозяйски подтолкнул Кола носом. Мальчик шевельнулся.

— Вставай, — сказал пегас.

Покорный теперь чужой воле, мальчик поднялся на ноги и погладил шею существа, впитывая его темную силу, как яд.

Где-то внутри его гаснущие угольки того, что осталось от Кола, смотрели, как тот незнакомец, в которого он превратился, взбирается на пегаса верхом. Он был бессилен помешать тому, что происходило, криков его никто не слышал, как будто он кричал и колотил в стены клетки из толстого стекла. Затем еще одна волна энергии от лжепегаса погасила даже это сопротивление.

Арганда успела перегрызть свою привязь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кол улетает на спине Каллерво прямо в ночь. Горгона проскользнула по тропинке и исчезла в лесу. Арганда жалобно запищала. Почему все бросили ее?

10. Колин

Конни думала, что сойдет с ума. Стены ее комнаты сомкнулись вокруг нее; выцветшие розы с обоев вползали в ее сны, давя своими шипами. Она была взаперти всю неделю, выходить ей разрешалось только в ванную комнату. Годива запретила Хью даже приближаться к ней, будто к зачумленной, и сама приходила, только чтобы выдать ей задания и еду, а потом забрать выполненную работу и грязную посуду.

«Может, она и в самом деле верит, что я заразна, — думала Конни, глядя в потолок. — Может, она думает, что снова заболеет: проснется и услышит, что с ней разговаривают деревья, как в прежние времена».

Как ни ненавидела Конни свою двоюродную бабушку за такое обращение, она не могла не удивляться, глядя на нее. Как Годива могла отрицать то, что видела собственными глазами и тем более чувствовала собственным сердцем? Она безжалостно обрубила побеги своей истинной сущности, чтобы превратить ее даже не в карликовое дерево, а в высохшую палку. Но от своего дара она убежать не смогла — то, как тщательно она избегала любого дерева, это доказывало. Она до сих пор слышала пение деревьев, как слышала это и Конни, вот почему она ненавидела их, вот почему она не выносила Конни. Но знала ли она, что в основе хваленого фамильного герба лежит знак Универсала? Конни полагала, что нет, иначе она искоренила бы его и в доме тоже.