Взгляд извне

Невозможно передать словами те ощущения, которые испытал я, соприкоснувшись в теле Джонса с его совершенно иным и каким-то воистину необъятным сознанием. У меня было такое ощущение, словно я вышел из крохотной тюремной камеры, на вершину высочайшей горы, с которой открывались необъятные дали. Уж слишком мы с Джонсом были разные. И слишком разными были наши мировоззрения, схлестнувшиеся, в непримиримой схватке. Во всяком случае, на первых порах…

Не скрою, я сформировался в далеко не лучшие годы истории России. Вскоре после того, как я пошел в школу, развалился Советский Союз, казавшийся до того времени совершенно несокрушимым. После разрушения коммунистической идеологии в Россию хлынули миссионеры. Как состоящие в штате ЦРУ и разведок других стран, так и искренне желавшие наставить на путь истинный заблудших моих соплеменников.

Как говорится, свято место — пусто не бывает: место коммунистической идеологии пытались занять различные тоталитарные секты и основные мировые конфессии. Естественно, наибольшего успеха добилась Православная Церковь, поскольку православных славян в России того времени было больше, чем представителей остальных конфессий вместе взятых. Однако демографическая ситуация в тогдашнем мире быстро менялась, и к концу третьего десятилетия двадцать первого века победили идеи толерантности, веротерпимости и экологической корректности.

Понимание того, что сырьевые и энергетические запасы Земли не беспредельны, привело к переориентации нефтегазовых олигархий, тормозивших на рубеже тысячелетий развитие альтернативных видов энергии и транспорта. Уже к концу двадцать первого века десятки миллионов бывших землян жили вне Земли. Причем, до начала эры межзвездных перелетов, немалая часть человечества жила в гигантских космических поселениях, с искусственной гравитацией и управляемым климатом.

Увы, с идеологией, которая могла бы объединить и вдохновить всех людей Земли, в двадцать первом веке было хуже. Особенно в России. Мои родители хоть и ходили изредка в церковь, но были, по сути, атеистами, поскольку годы их юности приходились на годы советской власти. Поэтому, несмотря на то, что отец часто рассказывал мне разные библейские истории, я относился к Библии, как к еще одному из сводов древних легенд и мифов. Однако, к примеру, мифы Древней Греции нравились мне гораздо больше.

Как, впрочем, и славянские былины и скандинавские саги…

Помню, когда я впервые попал на службу в православный собор, я больше всего мучился от желания присесть на что-нибудь. Непонятных молитв, произносимых батюшкой, я совершенно не понимал, и у меня создалось ощущение даром теряемого времени.

Никакого религиозного экстаза я не испытал и при следующих посещениях церквей, связанных с крещением младшего брата, и смертью бабушки. Внутреннее убранство соборов, иконы и росписи хоть и внушали мне некоторое благоговение, но усталость в ногах, сонливое состояние и скука, превалировали в моем детском сознании.

Короче, в силу различных обстоятельств, я в молодости был стихийным атеистом. Возможно, именно поэтому, когда пришла пора задуматься о смысле жизни и о моем месте в Мироздании, мне больше всего подошла естественнонаучная парадигма. Ведь она весомо подтверждалась успехами научно-технического прогресса, плоды которого зримо и ощутимо окружали меня. Тем более что уже в тринадцать лет я «заболел» компьютерами и Итернетом, со всеми вытекающими из этого плюсами и минусами.

Однако в мире моей юности присутствовали и необъяснимые явления, такие как НЛО, Вольф Мессинг, пророчица Ванга, геометрические узоры на полях, случаи порчи, чудесные исцеления под воздействием экстрасенсов, колдунов и целителей… По радио и телевидению, в газетах и журналах рассказывалось о чудесах, которым не было научных объяснений, в газетах публиковались астрологические прогнозы, книжные прилавки пестрели броскими обложками книг о йоге и даосских премудростях. Тантра и карма, сенсационные открытия в горах Тибета и Бхагавадгита, Фрейд и апология сталинизма… К восемнадцати годам, то есть к началу третьего тысячелетия, в башке моей кипела такая каша, что сформировалось четкое неверие во что-либо одно. В пору было уйти в наркотики, алкоголизм, или вовсе застрелиться! Ведь невозможно жить без веры и идеалов, стремясь лишь к примитивным наслаждениям, типа: пожрать и потрахаться…

Стоп! Я тогда так не думал! В юные годы я как раз-таки и жаждал, прежде всего, плотских наслаждений. Гормоны играли во мне с такой силой, что все остальное казалось второстепенным и малозначимым. К тому же, цинизм и нигилизм, зародившиеся тогда во мне, постоянно подпитывались кадрами насилия и сексуальной свободы из боевиков, бандитских и шпионских сериалов, а также из криминальных новостей…