Читаем Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру полностью

В квартире было всё так, как описал мне Костя по дороге. Гостей было человек пятнадцать. Это действительно были художники: одетые непонятно, как бы, даже вызывающе, с бородами или наоборот - с бритыми головами, не смотря на это, в целом, были приятными людьми. Они пили вино, ели маленькие бутербродики и пирожки, которых было великое множество.

В роли хозяина был тот самый Эдуард, что встретил нас в дверях. Он тоже был художником, хотя одет был по-человечески. Он действительно был довольно большим, но только по размерам, потому что на меня он производил впечатление розовощекого ребенка, который вдруг вырос, стал больше всех и постоянно радуется этому.

Женщин было всего три: я не запомнил, как её звали - бледная, худая, завернутая в серое художница с воспаленным взглядом и длинным мундштуком; Света - жена Эдуарда; и её бабушка - Елизавета Ивановна. Когда бабушка с внучкой оказывались рядом, нельзя было не поразиться, насколько они похожи. Это было, как если бы один человек предстал перед вами сразу и в молодости и в старости, а может, всё-таки два человека, между которыми целая жизнь, целая эпоха.

С художниками мне было как-то неловко - я не очень разбираюсь в живописи, тем более в современной, а их разговор то и дело касался этого вопроса, причем не столько самой живописи, сколько имен, сопутствующих ей. Поэтому самым удобным собеседником для меня была Елизавета Ивановна. Она показала мне квартиру и рассказала массу интересного.

- Вы знаете, Андрюша, можно я вас так буду называть? - у неё был особенный грудной голос, очень благородный, каких теперь почти не бывает.

- Можно, конечно, как вам будет удобнее, - я, незаметно для себя, стал подражать её светскому тону.

- Вы знаете, ведь это мой дом.

Я заметил.

Нет. вы не поняли, Андрюша, весь этот дом мой - у меня есть на него официальные бумаги, составленные осенью 1916 года. как раз в этот самый день. Так что у меня сегодня маленький праздник - шестьдесят лет, как я домовладелица.

Я вас поздравляю, но вряд ли вы хоть сколько-нибудь успели попользоваться своими правами.

Конечно. И никогда не попользуюсь. Я оставлю эти бумаги Светочке, но и для неё это будет. как старые письма - просто бумага.

А вдруг когда-нибудь придет время и.

Никаких «вдруг» - в России всё происходит сразу и навсегда. Я допускаю мысль, что может «вдруг» кончиться советская власть, но что когда-нибудь вернут собственность? Нет. никогда! Пойдемте, Андрюшенька, я вам покажу мастерскую Эдуарда.

Пройдя до конца коридора, мы попали в двухсветный зал, очень светлый, с остекленной кровлей. Посредине стоял мольберт, а по стенам были аккуратно развешены картины непонятного для меня содержания. Я еще раз повторяю, что я профан в живописи, тем более в этой, которую чаще всего называют «абстрактной». На картинах были какие-то цветные фигурки или просто пятна; на одной, которая больше других бросалась в глаза, был изображен фиолетовый треугольник на белом фоне.

Андрюшенька, подойдите к окну - я вам кое-что покажу.

Видите, вон там, она показала на лабазы, - это были наши конюшни. И вон тот дом был наш. и вот этот. Мой отец был очень богатым человеком. А эту комнату первоначально планировали под зимний сад, но у отца была страсть к искусству и к художникам. Он был как это?. филантропом. или меценатом. Я всё путаю. И вместо зимнего сада здесь стала мастерская. Здесь работал один молодой художник. Он был жутко талантлив. Его привел к нам Илья Ефимович.

Вы знали Репина?

Конечно. а что вас удивляет, - она махнула рукой, - я, Андрюшенька, уже вышла из того возраста, который нужно скрывать. Я родилась в прошлом веке - мне уже семьдесят девять .

Извините, что я вас перебил. Вы говорили о молодом художнике.

Да. Он так и остался молодым. Он, к сожалению, не стал знаменитостью. он погиб в гражданскую. Он был взрывной, импульсивный, как все художники и. почему-то ненавидел большевиков. Бог им всем судья.. С тех пор здесь не было настоящих художников.

Ну, как же? А Эдуард?

Эдуардик? Может быть, может быть, ноя в этом ничего не понимаю. весь этот модернизм. не знаю. Пойдемте к гостям.

Не помню, о чем мы с ней еще говорили, но было интересно. Она кормила меня своими пирожками. Я хвалил их совершенно искренне. Гости занимались своими разговорами и веселились, как могли, пока не прозвучало это слово: «мазня». Сказал его Костя, и все как-то сразу притихли.

Мазня это всё, а не какая не абстракция.

Да?. Дилетант! - Людей, типа Эдуарда, тяжело вывести из равновесия, но сейчас было видно, что он взбешен и начинает брызгать слюной, - Это как раз тот случай, когда со свиным рылом некоторые лезут в калачный ряд.

- Ну да, Эдик, конечно, вы же все тут профессионалы, я забыл, - не смотря на то, что дело попахивало скандалом, Костя был на удивление спокоен, - И работаете вы друг для друга. Зачем же вы устраиваете выставки? Видимо, дилетанты тоже должны вас понимать? Вот скажи, что я должен понимать. или чувствовать, глядя на твой фиолетовый треугольник?

Подрастешь - узнаешь.

Вот теперь и Костя вышел из себя. Он очень не любил, когда задевали его рост.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже