Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру

К тому времени в моем семействе произошли коренные изменения. Во-первых, у нас родилась дочь; во-вторых, после долгих совместных раздумий мы с женой отдали тушинскую квартиру моей сестре, а сами перебрались обратно к родителям, в Бескудниково. Ездить на фабрику стало далеко.

Как-то очень быстро, на одном эмоциональном порыве, я уволился с трикотажки и устроился работать на Тонкосуконную фабрику, тоже крупнейшее предприятие в своей отрасли. Я здесь фактически выполнял обязанности начальника ОТК фабрики, потому что мой непосредственный начальник Саша был замдиректора по качеству, и не царское ему было дело в цехах ковыряться, но формально я числился старшим мастером, что было существенным понижением по карьере.

7. Опять новая жизнь

В первый же рабочий день на ТСФ я получил сильное дэжавю. Это был своеобразный знак, которого я тогда не понял, но впечатление осталось надолго. Саша привел меня знакомить с подчиненными. Мы зашли с ним в маленькую испытательную лабораторию прядильного производства и сразу меня как током ударило.

Я несколько секунд не мог даже пошевелиться - я это уже видел! я был уже здесь и видел этих женщин в этих же позах и на этих местах.

Ощущение было таким, будто я шел по лестнице, открыл дверь, вошел и вдруг физически со скрипом совместился с другим собой, который стоял тут, в лаборатории и ждал меня. Это была неудобная комната с нелогичной расстановкой приборов, странная лаборатория и ни на что не похожая. Потом мы прошли с Сашей по всей фабрике, сходили в ткацкое производство, в отделочное. Я же инженер текстильщик я всё это видел сотни раз, такие же цеха и такие же машины, здесь не могло быть дэжавю или наоборот, всё было сплошным дэжавю, а перед глазами всё стояла лаборатория, которую я нигде на других фабриках видеть не мог. Но где я её мог видеть? в тот раз я так и не вспомнил.

Я бы не сказал, что был в большом восторге от новой работы, хотя интересно было вникать в суть производства, узнавать новых людей. Но главное, что я получил здесь, это чувство свободы. На трикотажке была обстановка суетной напряженности, всё время казалось, что ты кому-то что-то должен, а кому и что непонятно. Здесь всё было гораздо проще и спокойней. Кроме непосредственного контроля за производством в мои обязанности входили разборки с потребителями наших тканей. Я постоянно ездил в командировки в Торжок, Воронеж, Иваново и т. д.

К примеру, из Торжка приходит телеграмма, что забраковано 1000 м ткани. Я еду туда, селюсь в гостинице, где Пожарский угощал царя котлетами, полдня сижу на фабрике, расположенной в бывшем женском монастыре на берегу Тверцы. В результате моего сидения за контрольным станком в акт отбраковки попадает не 1000 метров, а 500 или даже триста. Я герой и молодец.

Однажды меня вызвали в Тулу. Я поехал с большим удовольствием, хотя особенной надобности не было. Просто мне очень хотелось побывать в местах, где прошли лучшие дни детства. Я переписал в записную книжку расположение могил на кладбище, адреса и телефоны оставшихся родственников и, с утра пораньше, отправился на Каланчевку.

На прямую тульскую электричку я опоздал и решил добираться перекладными через Серпухов. В Серпухове, выйдя из электрички, я почувствовал, что у меня чего-то не хватает. И точно, не хватало барсетки с документами. Эти барсетки только начали входить в моду. У меня в руках была сумка побольше, а барсетку я оставил в вагоне. Я тут же вернулся обратно, но ей уже приделали ноги. Деньги я всегда держу в кармане, и корысти вору от моей барсетки было немного, но я остался без документов и без записной книжки. После этого я никогда больше не пользовался барсетками.

На кладбище я не нашел ни одной могилы. Кладбище разрослось и стало неузнаваемым. Я просто посидел на скамеечке, поел очень крупной, спелой земляники, произраставшей здесь в большом количестве, и пошел пешком в город, через Рогоженский поселок.

Я постоял на дороге возле нашего бывшего дома. Дом выглядел совсем чужим. Сзади ко мне подошел с каким то вопросом мужик в стоптанных домашних тапочках. Я узнал его сразу. Это был Хомяк средний, уже здорово состарившийся и, очевидно, спившийся.

- Дядя Вань, - говорю, - Ты, что ли?

- Не признаю, чтой-то .

Я ему объяснил, кто я и что, и тут же пожалел об этом. Он прицепился ко мне как банный лист, повел меня показывать соседям. Он явно пользовался случаем, чтобы показать им: «Ну что? Вы думаете, я алкаш несчастный, а ко мне вона какие люди из Москвы ездиють». Я от него еле избавился.