Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру

Люди, работающие всю жизнь по найму, похожи на лошадей. Попадаются среди них и дорогие скакуны, но по большей части - это тягловые лошадки, согласные за определенную меру овса и теплое стойло тащить свой воз всю жизнь. И те и другие к пенсии становятся старыми клячами. Конечно, не все лошади, попадаются и волы, но участь их примерно та же.

Есть еще ишаки. Эти трудятся на госслужбе и в ЖКХ. Если не верите, зайдите за справочкой в конторку. По мутным глазам из окошка вы сразу поймете, что на вас смотрит вовсе не лошадь. Глаза повернуты вовнутрь, от вас к себе любимому и большие висячие уши - хлоп, хлоп. Но вообще-то, среди чиновников и политиков большинство составляют обезьяны разных пород, от мелких макак до жутко харизматических, солидных, уверенных в себе орангутангов. Доминируют всё же павианы с нализанными красными задницами.

Людей так называемых «творческих» профессий я вижу больше птицами. Соловьи и мудрые филины попадаются очень редко. Певцы и прочие эстрадники похожи на павлинов - когда не при деле, вроде дурак дураком, а как выйдет на подмостки, развернет хвост - это уже зрелище.

Среди писателей и кинорежиссеров самый распространённый тип - это петух. Выходит такой под телекамеру и начинает вещать, усы дыбом, глаза горят, шпоры бряцают по полу. И не важно, что фильмы его давно никто не смотрит (или книги не читают) -главное хвост, цветной, яркий, и попробуй кто скажи слово против - заклюет, шпорами порежет. Но главное, всё-таки хвост, он завораживает и гипнотизирует основную часть публики.

Ученые тоже «творцы», поэтому тоже птицы: и любопытные сороки и орлы, парящие в поднебесье, но основная их масса - попугаи. Чему их обучили при первых раздачах пищи, то и повторяют всю жизнь от младших волнистых сотрудников до остепенённых академических какаду и ар.

Впрочем, хватит об этом. Простите, если кого обидел, я не хотел. Я здесь говорил не о людях вообще, а об отношении их к работе. Только к работе. Если всё-таки обиделись, скажите мне: «Сам дурак!».

Но, что касается меня самого, то я всю жизнь был котом, котом и останусь. Сейчас, к примеру, я кот-баюн, а в тот период, о котором веду речь, я потихоньку превращался из льва в блохастое создание с помойки.

/_-- * * * _--/

Я возвращаюсь из Киргизии. Марк, остававшийся в Москве за главного, встречает меня какой-то неадекватный. Выясняю, в чем дело, оказывается, намедни пришли бандиты, спрашивают, кто главный? Марк ответил, что - он. Дэжавю, (прямо как Моня в поезде) только с более серьёзными последствиями. Мало того что он согласился с весьма сомнительным долгом, но и дал уже им часть денег из кассы. А ведь мог бы скромно сказать, что он зам и решить такого вопроса не может! Гордыня действительно смертный грех.

Марк, конечно, не был согласен с такой оценкой события, доказывал, что он прав, но меня не убедил.

С кооперативных времен я не общался с бандитами - силовая крыша была удобней. А тут пришлось встречаться. Вдвоем с приятелем мы приехали в какую-то больницу на юге Москвы. Сели ждать в старорежимном кабинетике. Стулья и стол с потертым бежевым лаком обиты столь же потертым дерматином. Планки паркета дышат при ходьбе по ним.

В углу огромный сейф, произведенный в тридцатых годах заводом Вулкан.

Ждать долго не пришлось. Тот, с кем мы должны были встречаться, появился сразу после нас в сопровождении здоровенного «быка», оставшегося в дверях. «Сам» присел на высокий подоконник, даже не присел, а слегка облокотился. Он был лёгок и элегантен, не смотря на не молодой уже возраст.

Я бы, на взгляд, дал ему около пятидесяти, но весьма осторожно - его поджарость и загорелая дубленая кожа лица, делали возраст неопределенным. Одет он был в дорогой черный костюм с белой рубашкой и тонким черным же галстуком «а ля шестидесятые». Ботинки с узкими носами были начищены до блеска. Так одеться может кто угодно, но легкая и как бы ленивая, при этом осторожная, походка (когда он прошел, ни одна паркетина не скрипнула), еще и поза, которую он принял у окна, одновременно картинная, но и позволяющая мгновенно перейти от неподвижности к бегу или к бою, не оставляли возможности ошибиться. Да и одежда тоже, но особенно характерный блеск слегка прищуренных глаз, который не смог приглушить контровой свет солнца из окна, всё говорило о том, что это был настоящий вор в законе, романтик своего дела из шестидесятых или даже пятидесятых годов.

Это действительно был один из самых известных тогда московских воров в законе. Мы немного поговорили об общих темах, я о погоде, он о скаковых лошадях и падении нравов. По моему вопросу он подтвердил мнение силовиков, что «по понятиям», если мой зам отдал, хоть самую малую, часть денег, он этим признал весь долг и не отдавать его теперь нельзя.

Это был очень умный и интересный человек. Я получил массу удовольствия от общения с ним, но деловая часть встречи закончилась ничем.