Взгляд на жизнь с другой стороны

Кстати, у жены в роддоме произошел соответствующий этому повествованию казус. Чтобы согреть рожениц, их собрали всех в одну палату, а дети тогда лежали отдельно. Когда детей принесли на первое кормление, медсестра пронесла моего сына мимо жены и хотела отдать другой женщине. Жена возмутилась, медсестра тоже. Стали разбираться – оказалось перепутали внешние бирки. Как жена смогла, не глядя определить, что это её ребенок? Почувствовала чем-то? А чем? Пока не ясно.

Сильный мороз под этот Новый год стоял несколько дней. Люди на улицах помогали друг другу не обморозиться. Если у кого-то из прохожих видели на лице белое пятно, его тут же останавливали и терли ему это пятно, пока оно не краснело.

В первых числах нового года привезли домой жену с ребенком. После этого всё изменилось.

И вообще, этот год оказался для меня перепутьем. Как в сказке, прямо пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь… и т. д. Начал эту бодягу я сам, прямо в начале года. С прибавлением в семействе, у меня появился повод потребовать повышения зарплаты. Я пришел к директору с этим вопросом, правда, без всякой надежды. Молодым специалистам тогда тяжело было качать права – уволиться-то я в принципе не мог. Но я пошел и держался довольно уверенно. Директор был сама любезность. Совершенно откровенно он объяснил мне, почему без необходимости раздуваются штаты – от этого, оказывается, повышается статус института и главное категория сетки окладов. Он еще наговорил мне каких-то тривиальных вещей, но, к моему великому удивлению, добавил мне двадцать рублей к моей сотне.

Эта моя прибавка к жалованью наделала шуму в институте. Было много обиженных, говорили, что я блатной, что работаю без году неделя, а уже… что заслуженным работникам не повышают, а этому… Впрочем, поговорили и перестали, но в карьерном плане через пару месяцев, я думаю, как следствие повышенного ко мне внимания, образовалась вакансия. Мне предложили стать комсомольским секретарем института. Кроме некоторых еще дополнительных денег, мое согласие влекло за собой автоматический прием в партию и скорый карьерный рост.

Однако давать такое согласие я не спешил, потому что, в то же время у меня появилась еще одна перспектива. Мне предложили работу в некоем научно-практическом учреждении КГБ СССР. Причем, что самое удивительное, по моей специальности – клеевым технологиям в текстиле. Очевидно, задача заключалась в том, чтобы вклеивать в одежду всякие приборы: микросхемы, микрофоны и проч. Условия мне нарисовали просто сказочные, и деньги, и отдых в изумительных местах, и коллектив единомышленников. Всё это было очень заманчиво, но не так просто. То, что я понравился будущему непосредственному начальнику, еще ничего не значило. С ним я встречался для знакомства и разговора у Покровских ворот.

Начало получилось, как сценка из шпионского фильма. Я должен был ходить возле угловой булочной с журналом «Огонек» в правой руке. Этот самый «Огонек» я добыл только в четвертом киоске союзпечати и совсем изнервничался, но встреча прошла хорошо, человек оказался свой и мы быстро нашли общий язык.

Дальше начиналась длинная цепь официальных оформлений. Я познакомился с одним из кадровиков, которых в Конторе было очень много, заполнил анкеты и рассказал о себе, что мог. Прошел медкомиссию в Варсонофьевском переулке. Ждать результатов проверок нужно было не один месяц. За это время, кто-то из Конторы побывал у меня на работе (простой характеристики было не достаточно); кроме того, я должен был получить направление в райкоме ВЛКСМ, и это меня тяготило из-за встречного предложения стать комсомольским секретарем. Но, к моему великому удивлению, райком легко утвердил меня и на то, и на другое. Теперь мне оставалось только ждать, куда вывезет кривая.

Последним испытанием для принятия меня в ряды работников тайного фронта было знакомство с семьей. Однажды вечером к нам домой пришли будущий непосредственный начальник и его зам. Посидели в семейном кругу, распили бутылочку, закусили. Расстались в хорошем настроении, тем более что мне сообщили об окончании проверок и назначили срок выхода на работу – ориентировочно пятнадцатого июня.

Но, как говорится, человек предполагает, а господь располагает. Кривая меня вывезла совсем в другую сторону. Когда я на следующий день, сидел у себя в отделе и раздумывал, как бы поделикатней сообщить начальству о моем отказе от дальнейшего сотрудничества, раздался судьбоносный телефонный звонок:

– Тимирязевский военкомат! Лейтенант Таран!

Фамилия лейтенанта вполне соответствовала его темпераменту. Он не просто ходил по коридорам военкомата, а пёр буром, как будто всё время таранил стены. Отловить для разговора его было нелегко. По таким же, как у меня повесткам здесь собралась группа человек в тридцать, может чуть меньше, офицеров запаса. Этому должна была быть какая-либо причина – это была только весна 79-го года и Афганская война тогда еще не началась.