Взгляд на жизнь с другой стороны

В квартирную дверь заходит парень лет тринадцати-четырнадцати. Даже для меня, совсем маленького он не дядька, а взрослый мальчишка. Он в гимнастерке, с двумя медалями на груди, пьяный. Он что-то пытается сказать, но бабка Сорокова ругает его за то, что нацепил чужие медали, гонит в шею и закрывает за ним дверь.

У Сороковых комната была еще меньше чем у нас, но народу там очень много – три семьи с детьми за ширмами. Бабка с дедом спали на сундуке в коридоре.

Утро. Я уже одет и мне хочется писать. Я выхожу из комнаты и спокойно выдвигаюсь в сторону туалета, но тут возникает неожиданное препятствие. Дело в том, что живший раньше в нашей квартире старый кот приказал долго жить, и соседи завели нового котенка. Котенок злобный и страшный. Почему старый кот был добрым и любимым и я с удовольствием играл с ним, а этот мелкий тип злобный и неприятный? Не знаю, но у детей чутьё. Котенок стоит прямо на моем пути, и я пускаюсь в переговоры. Мне, дескать, надо в туалет, пропусти меня, пожалуйста, а этот стоит и еще шерсть вздыбил, я злюсь, топаю ногой, но пройти не решаюсь. Эти переговоры слышат многие, катаются со смеху. Котенка убрали с моего пути не сразу, и потом будут долго вспоминать этот случай.

Первый общественный этап в жизни – детский сад на Самотеке. Детсад почти напротив ЦДКА, но забирает меня вечером в основном мать. Видимо отец постоянно мотался по командировкам с хоккеистами. К тому же, в то время он учился в Ленинграде, в военном институте физкультуры. Когда он успевал? Более того, он стал тогда мастером спорта по пулевой стрельбе и, по-моему, кандидатом в мастера по лыжам.

После детсада мы ходим с матерью по магазинам. Сверкающая огнями Сретенка. Я всегда узнаю неоновую букву «о» в слове ОВОЩИ. Под этим словом ярко освещенная витрина с велками капусты и прочими овощами по которым кривыми синусоидными струйками течет вода. Красиво!

Почему-то большое впечатление на меня произвели две тетки в грязных желтых куртках, скоблившие рельсы возле уголка Дурова. Разговор их был примерно такой:

– Ненавижу машины, так их и так, все рельсы засрали, так иху мать… и т. п.

После этого я долго с недоверием относился к автомобилям в пользу трамваев, на которых ездил регулярно.

Однажды зимой мать пришла меня забирать и разговорилась с воспитательницей, а мы с ребятами катались на ногах по раскатанной ледяной дорожке. Я споткнулся, упал навзничь и ударился головой об лед. Лежу на спине и говорю:

– Смотрите, подъемный кран падает.

Встал на ноги и опять упал. Нес какую-то ахинею. До дома мы добрались более-менее, но дома стало совсем плохо, комната вращалась, меня сильно рвало. Приехавшие врачи констатировали сотрясение мозга.

Впрочем, помню два ярких случая, когда из детсада меня забирал отец. Он в жесткой шинели, на руках меня держать не просто, а в трамвае много народу. Он меня пристраивает где-то рядом с кассой, сам начинает искать деньги для оплаты, достал сначала пятерку, лезет в карман за более мелкими (билет тогда стоил тридцать копеек), пятирублевая бумажка в руке ему мешает и он дает её подержать мне. Я, очень гордый тем, что мне доверили такое важное дело, как оплата проезда, моментально бросаю бумажку в кассу. Не только у отца, но и у всех окружающих случился шок. Пять рублей тогда были большие деньги. Помогать доставать бумажку начали все, кто мог, один доброволец собирал мелочь на всякий случай, что было безнадежно – ехать нам всего три остановки. По-моему, бумажку всё-таки достали.

Второй раз мы пошли с отцом в парикмахерскую. Всю жизнь не люблю парикмахерские: сначала сидишь, ждешь и маешься, потом стригут неприятно и иногда больно, а после всего этого противно колется за шиворотом. Но в тот раз я всё перенес стоически, отец был мной доволен. Веселые мы с ним пришли домой, и тут случилось самое большое несчастье в моей детской жизни. Мать, встретившая нас уже в комнате, всплеснула руками и сказала:

– Чей это мальчик? Это не наш мальчик!

– Это же я, мама, только я постригся!

– Нет, это не наш мальчик.

Я понимал, что это шутка, но со второго раза промолчал и насупился. А когда эта фраза в разных вариантах была повторена еще и еще раз, я начал плакать. Родители засмеялись и сообщили, что уже признали меня, но мне стало еще обидней, и я разревелся уже в полную силу. Я просто впал в истерику, меня не могли остановить несколько часов. Я так и заснул, отвернувшись к стенке, все тише и тише всхлипывая.

Самое веселое путешествие с отцом было тогда в Сандуновские бани. До них было пять минут пешком от нашего дома, можно было бы ходить каждый выходной, особенно учитывая то обстоятельство, что у нас не было ванной. Но, как я уже говорил, отец в ту пору часто бывал в разъездах, а мать (тогда многие матери водили маленьких мальчиков с собой в женское отделение) в баню меня не водила и, наверное, правильно делала. Обычно меня мыли на кухне в жестяном корыте.