Взгляд на жизнь с другой стороны

Тем, кто немного знаком с математикой, из этого очевидно, что в некоторых условиях, переменной и относительной становится не только время и пространство (длина в контексте отрывка), но и масса одного и того же тела. Вот так вот, вроде бы, всё можно рассчитать и объяснить, но есть два огромных «но»:

Давайте забудем о том, что вся теория относительности висит на весьма сомнительных постулатах (приведены в отрывке), будем считать её абсолютно верной, но:

1. Действительна-то она только на скоростях близких к скорости света! Применить её можно либо на мифических фотонных космических кораблях, либо на элементарных частицах в микромире.

2. Законов инерции теория не отменяет, это прямо указано в преамбуле отрывка. Школьные учителя объясняют это на некорректном, но наглядном примере. Если космонавт в невесомости ударится об стенку со сколько-нибудь значительной скоростью, он получит преогромную шишку, потому что, хоть он и не весит ничего, а сила инерции остается прежней.

А я-то оба раза приземлился очень мягко и не только шишек не имел, но даже зачатков боли не почувствовал. И это еще не всё. Для того, чтобы скакнуть от мотоцикла, прямо с сиденья на десять метров в сторону нужна большая сила, а значит нужно замедление времени, правильно? Ведь импульс силы обратно пропорционален квадрату времени, а что нужно для того, чтобы мягко приземлиться? Совершенно наоборот – время должно ускориться до невозможности, чтобы уменьшить массу почти до нуля! И всё это сразу, в одном флаконе.

И самое главное даже не в этом, а в том, что любые формулы применимы ко всей системе целиком, будь то космический корабль или молекула этилового спирта, где не может один атом подчиняться только законам Ньютона, а другой только правилу Буравчика, хотя это и самая пьяная молекула в мире. А со мной что получается? Время-то и всё остальное, соответственно, меняется только для меня и только на тот момент, когда это необходимо!

Что это, если не чудо, в обыденном понимании? И совершенно не имеет значения, сделал это я сам, какими-то, непонятными самому себе, экстремальными возможностями, или кто-то другой, наблюдающий за мной со стороны.

Вспомнил, кстати, анекдот на эту тему. Не могу не поделиться:

Поспорили христианин с иудеем, у кого религия чудесней. Христианин рассказал историю про Николая чудотворца:

– Представляешь, – говорит, – Помолились люди Богу и случилось чудо. На всем океане буря и шторм, а вокруг корабля тишь да гладь. Все спаслись.

– Это что, – отвечает иудей, – Вот со мной был случай! Иду я по Хайфе, недалеко от порта, суббота, делать ничего нельзя и вдруг вижу – бумажка в десять шекелей валяется! Как быть? Нагибаться нельзя – шабат! Взмолился я, помоги Всевышний! Он меня услыхал и тут же совершил чудо. Не поверишь! По всему городу суббота, а прямо вокруг меня – пятница! Нагнулся спокойно, поднял бумажку и пошел. А ты говоришь…

6. Похороны детства

Помню очень веселый вечер, закончившийся очень печально. Мы тогда своей развеселой компанией с девчонками ходили в сад Эрмитаж. В театр Миниатюр. Домой шли пешком, хотя это и не так близко (пять остановок на метро, плюс вся Новопесчаная улица). Вернулся я домой, как говорится, усталый, но веселый.

Войдя в квартиру, я сразу почувствовал неладное и действительно, пока я снимал ботинки, сестра, подошла ко мне с каким-то странным, удивленным и то ли серьёзным, то ли восхищенным лицом и торжественно сообщила, что умерла бабушка.

Теперь я понимаю, что это выражение лица не было бесчувственным, оно было бессознательным выражением непонимания и неприятия смерти и, в то же время некоторого любопытства. Кстати, я думаю, столь же глупое лицо было у меня самого, когда мы на следующий день входили уже в тульский дом. На лице у меня была улыбка встречи с любимыми родственниками, когда я открыл дверь и увидел деда. Но дед, вроде бы и не видя меня, прошел мимо и обнялся с матерью. Они громко зарыдали, а я остался один посреди сеней, не зная, что мне дальше делать. Представляю, как менялось в это время моё лицо.

В доме уже собрались родственники, в том числе и достаточно дальние, которых я не знал или не обращал на них внимания раньше. Особенно мне тогда запомнилась материна крёстная. Я и сейчас не знаю, как её зовут, все называли её просто Крёстная. Она и на этих и на последующих похоронах была очень активна. Ей тогда уже было за девяносто, но это была шустрая маленькая богомолка (я её всегда видел только в черном). Она всех знала и за всех молила Бога. Меня она называла «Андрик». Очень она расстроилась, узнав, что я не крещеный: как же так, говорит, грех то… а я, дескать, каждый раз на тебя за здравие подаю, как за крещеную душу. Потом выяснилось, что грех не велик и, что его легко отмаливать по ходу, даже если продолжать просить за меня и дальше. Она совершенно успокоилась и даже повеселела. Похороны для неё, вообще были делом привычным. Она привела двух монашек, которые всю ночь читали над усопшей.