Взгляд на звёзды

— Да брось, Джилл. То, что ты жила другой жизнью в виртуальной реальности, тебя не порочит. Люди для того и используют виртуальную реальность, чтобы делать там вещи, которые не могут позволить себе сделать в реальности. Это законно и совершенно морально. Иначе в наше время считают лишь ханжи.

— Моя мама — одна из таких «ханжей». Говорит, что для моей кармы мысли и поступки в виртуальной реальности ничем не отличаются от реальных.

Мария понимающе улыбнулась и кивнула.

— Моя мама тоже придерживается несколько более консервативных взглядов, чем я. Родители часто бывают к детям излишне строги. Но из-за этого не стоит винить себя. Ты никому не сделала ничего плохого. А то, как с тобой поступили люди из «Ориона» — это просто чудовищно. У меня пробегали мурашки по коже, когда я слушала рассказ доктора Купера о том, что они грозили с тобой сделать. Это просто средневековое варварство! Нельзя позволить им выйти из воды сухими и дальше строить из себя законопослушную компанию.

Джилл сглотнула слюну, прежде чем ответить.

— П-понимаешь, Мария… м-м-м… ты всё говоришь правильно, и всё такое. Но я — не особо-то крупная рыба, понимаешь? Я никогда не высовывалась, не хотела никаких проблем. Приключений мне хватало в виртуалке. Ты-то сразу видно, леди из высшего света, бизнес, именитая семья, и все дела. Саша, моя подружаня — она да, она тоже крута, баба с яйцами. А я — по правде сказать, обычная чикса. А всё, что сейчас творится, о чём твой брат говорит в новостях… ну… э-э-э… это совсем не мой масштаб. Понимаешь?

— Я понимаю тебя, Джилл. Но я считаю, что ты недооцениваешь себя.

— П-правда?

— Мне ты вовсе не кажешься непримечательной личностью. Ты способна намного на большее, чем ты думаешь. Кроме того — мы с братом поможем тебе и защитим тебя.

Джилл глубоко вздохнула.

— Мама учила меня никогда не лезть в игры сильных мира сего.

В воспоминаниях Джилл мама предстала, как наяву — улыбчивая и радушная индийская женщина, чьё лицо преждевременно покрылось морщинами из-за тягот жизни, окруженная выводком чумазых детей, внимающих каждому её слову. «Никому не дано изменить мир щелчком пальцев. Пусть все эти болтуны-политики и дальше лгут, что они сделают это, или будут так самонадеяны, чтобы верить, будто они и правда это могут. Вы их даже не слушайте. Мы, простые люди, не может позволить себе ни вранья, ни самонадеянности. Мы должны честно работать, быть порядочными и открытыми сердцами друг к другу, делать маленькие добрые дела» — говорила мать.

Подумав немного, Джилл с сомнением добавила:

— Мама прожила всю жизнь в трущобах. Пахала как проклятая, чтобы прокормить и выучить семерых детей. И даже за границей Индии ни разу не бывала.

Некоторое время они молчали. Джилл вспоминала то время, когда, завершив контракт в ЮНИСЕФ, который она обязана была отработать, получив оплаченное за счёт международного гранта образование в AIIMS, решила уйти из гуманитарной сферы, и из медицины вообще. Это было чрезвычайным шоком для матери, которая годами жужжала в уши всем их родственникам и знакомым (а у этой сердобольной и общительной индийской женщины была по меньшей мере тысяча родственников и знакомых), что её любимая и самая одарённая дочь посвятила жизнь творению добра. Рассказать им, что расхваленная ею Джиллиана проработала на благо людей ровно столько, сколько была обязана по условиям университетского гранта, а остаток жизни решила посвятить себе-любимой? Что теперь её дочь использует развитый навык эмпатии и знание человеческой психологии, которые она приобрела при обучении на педиатра, не для помощи больным обездоленным детям, а для того, чтобы ловко обольщать клиентов и зарабатывать деньги в сфере виртуальных интимных удовольствий? Для Пуниты Капур это было выше её сил. И она предпочитала не говорить о своей любимой прежде дочери вообще.

Мать отличалась от неё во всём, начиная от своего понимания смысла жизни (самопожертвование и самоотверженное служение другим она ставила значительно выше стремления к личному счастью) и заканчивая отношением к технологиям (мать была убежденным биоконсерватором, и за всю жизнь не обзавелась ни одним имплантом, а Джиллиане позволила установить нейросеть только тогда, когда узнала, что это является обязательным условием для поступления в университет). Пунита никогда не желала и не пыталась понять, какие желания и стремления на самом деле движут Джиллианой. Никогда не допускала, что взгляды её дочери тоже имеют право на жизнь и заслуживают уважения. Она лишь ждала, когда Джилл приползёт к ней на коленях с раскаянием, чтобы великодушно принять её обратно под своё крыло, или, может быть — прогнать куда подальше, до тех пор, пока она не искупит свои грехи.

Мария чувствовала, что Джилл уже близка к нужному решению, но ей необходимо время собраться с мыслями. Электрокар, тем временем, приблизился к особняку. От латиноамериканки не укрылось, как индуска бросила на их дом полный восхищения взгляд.