Взгляд с обочины 2. Хисиломэ (СИ)

- Нет, не особенно, - покачал головой Тинто. - И я посмотрел бы, как ты бы болтала… если бы жила с лордом Куруфинвэ.

- А что такого? – легкомысленно откликнулась Калайнис, быстро и ловко складывая листок в какую-то сложную фигуру. Подняла голову, задорно улыбаясь: - Спорим? Что поболтать можно с кем угодно, включая наших лордов.

- А пирог ещё есть? – напомнил о вечных ценностях Арессэ.

Тинто кивнул на второй шкаф, дальше от окна и ближе к жаровне:

- Там должен быть. – И снова повернулся к Калайнис. - Ну давай. Спорим. На что?

- Не знаю, - задумчиво протянула та, разглаживая складку на бумажной фигурке. - На желание?

- На чистку рыбы для кухни, - предложил от шкафа Арессэ.

- На птичку! – предложила от гнезда Мириэт.

- Давай на рыбу, - поддержал Тинто.

- Я не люблю рыбу! – снова встряла Мириэт. - Спорьте на птичку!

- А птичку любишь? – спросил Тинто под общий смех.

- Конечно, - убеждённо закивала девочка. - Особенно, когда она не какает.

Тинто тоже рассмеялся и повернулся к старшей:

- Ну так что?

- Да запросто! – Калайнис весело тряхнула головой и помахала сестре рукой с законченной фигуркой птицы. – Мириэт, держи!

- Договорились! – решительно кивнул Тинто, пока мелкая подбежала забрать подарок.

- А ты ей имя не придумал? – спросил его Нертейон. – Сойке.

Никто из присутствовавших не принял всерьёз их с Калайнис спор.

- Ну… – Тинто задумчиво оглянулся на гнездо. Птенец перестал пока тянуть желторотую голову вверх, бестолково копошась в гнезде. Больную лапку он, похоже, берёг, опираясь вместо этого на крылья. – Не знаю, я как-то не думал ещё.

- Но нельзя же звать её просто сойкой, - сказала Калайнис. - Если ты её хотя бы до конца лета держать собираешься.

- Почему нельзя? – отозвался Арессэ. – У него же всего одна сойка.

Они рассмеялись и ещё немного пообсуждали имена для птиц, но ничего интересного так и не придумали. Разве что Хирина, найдёныш.

Мириэт тем временем утащила подарок к гнезду и увлечённо общалась с птенцом:

- Смотри, у меня теперь есть ещё одна птичка. – Потыкала бумажной птичкой ему под нос. - Вы будете дружить.

Сойчонок внимания не оценил, недовольно отворачиваясь, но Мириэт была настойчива.

Калайнис притихла, продолжая переводить бумагу и думая, во что она только что по собственной инициативе встряла. Итогом раздумий стал небольшой выводок бумажных насекомых, которых она щедрым жестом рассыпала рядом с гнездом, прежде чем уходить и утаскивать с собой сестру, давая птенцу отдохнуть от восторженного внимания. И поесть: съеденные недавно кузнечики успели, похоже, раствориться бесследно, потому что птенец снова завозился, вытягивая шею и демонстрируя всем голодный жёлтый рот.

***

Первые дни птенец ел и вовсе почти непрерывно – но и рос с невероятной скоростью. На следующий же день заняться подготовкой комнаты Тинто не успел – и немного поленился, поддавшись общему убеждению, что такой мелкий птенец из гнезда выбираться начнёт ещё не скоро. А через день у него прорезались первые пёрышки – на крыльях, маховые, чёрные в зелень, - намекая, что дольше откладывать всё-таки не стоит.

Намёк был понят, и в подготовке жилья для сойки охотно приняли участие все, таская туда ветки (половину которых Тинто сразу забраковал как слишком тонкие) и всё, что могло сгодиться на роль игрушки.

Дней через пятнадцать после того, как его нашла Мириэт, почти лысый писклявый комок превратился уже вполне себе в птицу, размером почти со взрослую сойку. Летать ещё, положим, не умевшую, но охотно бродившую по комнате и перепархивавшую с жёрдочки на жёрдочку и проверявшую на прочность всё, до чего удавалось дотянуться.

Особенно удачно получилось с забытым на окне ковшиком, в котором оставалось на дне ещё немного воды. Вес у ковшика из-за этого был уже небольшой, и когда сойка подскочила, помогая себе крыльями, и попробовала устроиться на удобной деревянной ручке, то ручка предательски под ней провалилась, роняя заверещавшего птенца на стол, а ковшик с остатками воды наоборот вскидывая в воздух – и щедро окатив сойку крупными брызгами.

Когда коварная посудина перестала стучать сначала по подоконнику, а потом по полу, и успокоилась, птенец тоже успокоился и принялся нахохленно чистить подмоченные пёрышки. Правда, если этот случай и подал ему какую-то мысль, то разве что о купании. И когда Тинто третий раз нашёл миску с водой перевёрнутой, а птенца довольно гуляющим в луже, то решено было наливать ему иногда миску побольше для купания. В первый раз, впрочем, пришлось объяснять, что это такое, поплескав в воде ладонью, но после этого дело пошло веселей, с уймой брызг, хлопаньем крыльями и радостным писком.

***